Рим. Но мог ли справиться изнеженный, капризный, распущенный и напрочь лишенный талантов, а главное, воли Флавий с двумя такими «зверюгами» как Максимиан Геркулий и его сын Максенций? Разгром Флавия Севера был предопределен. Вопрос был о масштабе неминуемого поражения. Оно оказалось сокрушительным. Под стенами Рима Флавий потерял почти всех своих людей и, чудом избежав гибели, бежал в Равенну, где решил держать оборону до того момента, покуда Галлерий не придет на выручку.

Понимая, что с Флавием надобно покончить как можно быстрее, до подхода армии Галлерия, Максимиан немедленно осадил Равенну, которая, как и Рим, была весьма основательно укреплена. Но и растрачивать силы на штурм Максимиану не хотелось – легионы понадобятся для схватки с тем же Галлерием. В окружении Флавия были люди Максимиана. Они убедили Флавия, и что в городе зреет мятеж, а при дворе составлен заговор, что единственный выход – пойти на переговоры. Флавий начал переговоры с опытным и беспринципным Максимианом, был захвачен, отвезен в Рим и там был вынужден покончить жизнь самоубийством. Случилось это в апреле 307 года.

Спустя месяц в Италию вторглись легионы самого Галлерия. Это была схватка равновеликих полководцев. Оба пытались обмануть противника и легионы активно маневрировали в северной части Аппенинского полуострова. Положение Максимиана и Максенция было, все же, куда предпочтительнее: они опирались на мощные крепости и еще более мощные по укреплениям крупные города, а кроме того их поддерживало местное население. В конечном счете, Галлерий счел за разумное решение отвести свои легионы на Балканы.

А что же гонения на христиан? Как только началась война, о гонениях забыли. Максенций вообще смог получить власть в Риме именно потому, что объявил себя «защитником христиан». И говоря о поддержке населением августа Максимиана и цезаря Максенция, надо иметь в виду прежде всего христиан, которые вернулись в легионы и в магистратуры. Не стоит обвинять христиан центральной части империи в короткой памяти, они не обольщались личностью хорошо им знакомого Максимиана Геркулия. Но ведь времена меняются и, кстати, этот свирепый человек в 305 году оказался, как выходит, вполне вменяемым. И, потом, какой выбор? Либо Максимиан и Максенций, которые без массовой поддержки христиан не удержатся в Италии, а потому и готовы их «полюбить», либо Галлерий, который известен своей упорной ненавистью к христианам. Но в такой важный момент и Галлерию тактически было невыгодно настраивать против себя доказавших свою живучесть и огромное влияние христиан. В период 306-307 годов гонения продолжались, пожалуй, только в Египте, где сидел полный суеверий и языческой мистики Максимин Даза.

Началась последняя фаза в агонии языческой империи.

6. Агония языческой Римской империи

Напрасны были усилия Диоклетиана, создававшего систему тетрархии и скреплявшего возглавителей Римского мира родственными связями. Сам Диоклетиан, удалившись от дел, осознавая призрачность и бессмысленность своих деяний, наслаждаясь роскошью в своем огромном дворце на берегу Адриатики и всем видом своим демонстрируя пренебрежение и презрение к миру, мог воочию убедиться в том, сколь хрупкую конструкцию представляла теперь империя. Теперь за власть, которая в империи могла принадлежать лишь одному, будут сражаться не Марий и Сулла, не Цезарь и Помпеи, не Антоний и Октавиан, а четверо – Лициний, Максенций, Максимин Даза и Константин. А ведь были еще живы тетрархи «первого призыва» – Диоклетиан, Максимиан Геркулий и Галлерий.

Диоклетиан не проявлял ни малейшего желания вернуться к власти, и нет сомнений в том, что его уход «в частную жизнь» был искренним. На его глазах стремительно рушилась система тетрархии и были все основания вернуться на трон, тем более, что многие этого ожидали и именно с этим возвращением питали упования на восстановление порядка. Даже Галлерий неоднократно приезжал в Сплит и искренне и настойчиво просил Диоклетиана надеть вновь диадему. Все тщетно. Видеть своих наследников у себя в Сплите как гостей, беседовать с ними и давать советы – в этом Диоклетиан не отказывал. Но категорически отвергал всякую надежду окружающих на его возвращение во власть.

Максимиан Геркулий также ушел в отставку, но разочарования своего товарища и соправителя Диоклетиана были ему неведомы, а возраст хоть и не умножил разума, но и не укротил темперамента, не умерил жажды власти и деятельности. Ему не дано было наслаждаться ни философствованием, ни ведением хозяйства, ни искусством. Ему вообще не была свойственна никакая рефлексия. При первой же возможности он попытался вернуться к активной политической жизни. Она подвернулась при столкновении его сына-наследника Максенция с Флавием Севером и стоящим за ним Галлерием. События 306 года показали, что хватка у старого вояки осталась прежней. Ему удалось устранить ничтожного Севера и сохранить Италию для своего сына и себя.

Вообще-то Максимиан считал старшим себя и полагал, что сын будет при нем младшей и подчиненной фигурой. Но и Максенций, унаследовавший от отца алчность, несговорчивость, нетерпимость и свирепость, думал точно так же. Впрочем, позиции отца были предпочтительнее, однако проиграл в схватке за власть именно он. Почему? Решающее слово в споре было за римским нобилитетом и наиболее организованной частью населения Аппенинского полуострова, а ею были как раз христиане. Не обольщаясь обоими, было решено, что Максенций, который сразу в 306 году обратился за поддержкой к христианским приходам, предпочтительнее.

Император Максенций

Максимиан не только вновь, уже не по своей воле, лишился власти, но ему римлянами было поставлено условие – немедленно и навсегда покинуть пределы Италии. Максенций не возражал, тем более, что присутствие отца близ Рима было бы крайне опасно. Максимиан Геркулий бросился за помощью к Галлерию. Их последняя встреча произошла в Иллирии, где Галлерий навещал своего тестя. Весьма возможно, что именно Диоклетиан и посоветовал своему родственнику избавиться от столь одиозной и непредсказуемой фигуры, как Максимиан, и тому было предложено немедленно покинуть территории, входившие в непосредственную юрисдикцию Галлерия. Последний раз три «августа» (Диоклетиан, Максимиан и Галлерий) встречались на так называемой «Карнунтской конференции» в ноябре 308 года. Что оставалось делать бывшему «императору Запада»? Только искать убежища у своего родственника – августа Константина, ведь тот был женат на его дочери Фаусте. В конце концов, именно благодаря Максимиану цезарь Константин поднялся на последнюю ступеньку и стал «августом».

Император Константин

Встреча того, кто во всей полноте своей яркой вульгарности представлял языческий Рим, и того, кому суждено было в скором времени воплотить идеальный образ христианского монарха, произошла в Нарбоннской Галлии, в городе Арле (тогда он назывался Арелатом). Константину совсем не хотелось давать убежище отцу своей жены Фаусты,