Шрифт:
Закладка:
Помимо материальных объектов, по струнам можно было передавать информацию, причем гораздо быстрее, чем летали звездолеты-струнники. Надо ли говорить, что земляне этим пользовались в полной мере! Колонии теперь не были отрезаны от метрополии и друг от друга; связь не была мгновенной, но что такое день-другой, если вспомнить, что свет идет от Земли до физически самой близкой Ийи около четырех лет? На каждом струнном космодроме действовал узел связи, и это были одни из самых важных кирпичиков в зданиях человеческих колоний у чужих звезд.
Были ли струны природными образованиями или же результатом деятельности инопланетян, также было неизвестно. У каждой из версий имелись сторонники и противники, в том числе и в научной среде. За версию с чужими вроде бы говорил тот факт, что все связанные струнами звезды вблизи Солнца имели землеподобные планеты, пригодные для колонизации. Против говорил тот факт, что эти звезды были связаны струнами не каждая с каждой, а достаточно произвольно, причем две близких звезды – Солнце и Альфа Центавра А – напрямую связаны не были, приходилось летать транзитом через Дельту Павлина, хотя пространственно это было примерно то же самое, что ездить из Парижа в Рим через Калькутту.
К Дельте Павлина, вокруг которой вращалась первая освоенная землянами колония Силигрима, сходились сразу четыре струны. К Солнцу – только две. Около 61-й Девы, помимо двух обычных струн, обнаружили третью необычную, которую впоследствии условно нарекли жгутом. Жгут вел к весьма отдаленной звезде в соседнем спиральном рукаве Галактики, также имеющей пригодную к колонизации планету, плюс к этой же звезде сходились две обычных, «местных» струны, из чего земляне сделали напрашивающийся вывод: значимые звезды в одном и том же скоплении соединены обычными струнами, а сами скопления между собой – жгутами. Время перемещения по обычной струне и по жгуту практически не отличалось, но, если считать световые годы между соединенными звездами, – тут разница была почти на два порядка.
В силу всех этих фактов и связанных с ними условностей в людском сознании межзвездные перелеты по струнам и системные полеты на обычных кораблях никак не смешивались и считались совершенно различными областями человеческой деятельности в космосе.
Струнники между Землей и каждой из Колоний курсировали раз в два-четыре месяца. Между Колониями, лежащими на разных струнах, – реже, один-два раза в год, поскольку пассажирский и товарный трафик между Колониями не шел ни в какое сравнение с трафиком до метрополии. Разумеется, выпуски во флотских и общевойсковых училищах увязывались с этими рейсами, чтобы новоиспеченные офицеры попадали к новым местам службы максимально быстро. Да и вообще много что на Земле и Колониях пульсировало в такт с расписанием перелетов – от производственных графиков до расписания отпусков. Виталий знал наверняка: помимо молодых преображенцев, которым предстояло некоторое время послужить на Силигриме, а затем перебазироваться на новую Колонию, этим же струнником летели и рублевцы, и семеновцы. Первые до следующей после Силигримы Колонии Ийи, вторые – еще дальше, до Лореи. Послезавтра, и это Виталию также было прекрасно известно, по другой струне от Солнца уходил еще один звездолет маршрутом Мисхор – Кит-Карнал – Дварция, которым предстояло улететь успенцам, тройцам и измайловцам. Однако встретиться с бывшими сокурсниками на борту струнника Виталию было не суждено, поскольку те летели в пассажирской зоне, а они с Терентьевым – в грузовой. Собственно, на струнник грузился их корабль-пятисотка и намертво фиксировался в одном из ангаров, а Виталию с Терентьевым даже сойти с него было невозможно – грузовые ангары струнников негерметичны и неотапливаемы. Поэтому вояж псевдоинтендантов к Лорее отличался от автономного полета только вольготными вахтами – в основном по кухне, хотя и в рубку приходилось периодически заглядывать.
Большую часть времени Виталий провел в своей двухкомнатной каюте, в кабинете перед экранами, изучая подробности дела, которым предстояло заняться на Лорее.
А произошло там следующее.
Фон Платен был совершенно прав, когда утверждал, что во флот вот-вот поступят «Гиацинты», – к моменту памятного разговора курсантов в буфете все шесть машин уже прибыли на Лорею, но еще не вошли в эксплуатацию. Строго говоря, их расконсервированием, запуском бортовых систем и штудированием документации флотские техники как раз и занимались, почти шесть недель чистого времени. Но штатных экипажей ни один из кораблей еще не имел, хотя предварительные списки, в том числе и на один молодежный экипаж, командиру Семеновского полка легли на стол еще до прибытия струнника с «Гиацинтами». Осталось эти списки утвердить и удачно обкатать новые машины.
Когда курсанты-выпускники сладко храпели после попойки в каптерке, на Лорее первый «Гиацинт» поднялся в пробный вылет. Вели его два опытных пилота, а помогал им лучший из инженеров-механиков полка.
Через два часа семнадцать минут тридцать одну секунду после штатного отрыва от летного поля радары, которые все время вели «Гиацинт», зафиксировали распад корабля на фрагменты, три крупных и семь помельче. Все эти фрагменты разлетелись прочь от точки последней фиксации цельного корабля и рухнули в тундростепь.
Виталий прекрасно понимал, чем обычно бывает обусловлен распад корабля на беспорядочно разлетающиеся фрагменты. Взрывом, чем же еще!
Разумеется, пробные вылеты остальной пятерки «Гиацинтов» отменили. О катастрофе тут же было сообщено командованию флота и Генштабу, оттуда информация оперативно поступила в R-80. Когда документ появился на терминале майора Прокопенко, Виталий как раз выслушивал интересные речи своего покупателя, капитана Терентьева. Еще на Земле, но уже не в училище, а в глайдере. Однако уже тогда была предопределена незамедлительная переброска единственного оперативника R-80 и новоиспеченного стажера на Лорею. С Семеновским полком руководство училища угадало крепко: Виталию действительно предстояло появиться там сразу же после выпуска, правда, под
