О ком умоляют власть грозных судеб?

Но тщетно на урну, взывая, припали:

Ты скрылся, Державин! — ты скрылся, наш Феб!

И глас их не слышит уж сердце поэта!

Цевницы во прахе — нет жизни в струнах…

О бард! и на лиру, пленявшу полсвета,

На лиру ль бессмертья сей падает прах?

Где ж вечность и слава, о коих поведал

И двигал к ним сердце героев, царей?

Кому, песнопевец, кому ты передал

Небесный твой пламень, другой Прометей?

Увы, все в подлунной на миг лишь созданно!

Кичливости смертных повсюду урок;

Нетленный твой вижу, злой смертью сорванный,

На гробны ступени катится венок…

Венок, кем бессмертна России царица?

Что слава сплетала, тобою гордясь?

Нет, бард наш единый! прах скрыла гробница —

Но вечность над нею с тобой обнялась!

И, в недра приемля гроб славного праха,

Обитель истленья, святится земля.

Вняв глас твой, о гений! со смертью без страха

Сойдусь — и за гробом увижу тебя:

В сияньи небесном, где днесь, песнопевец,

Ты вновь пред Фелицей — царей образцом,

И севера витязь, ее громовержец,

Склоняет при встрече пернатый шелом.

Сияй между ними, от муз похищенный,

На след твой взираю я с завистью днесь —

И скорбью к могиле несу отягченный

Все, что лишь имею: и слезы, и песнь!

Там, мнится, твой гений гласит, отлетая:

«Что петь мне: царицы единственной нет!»

Отчизна вещает, твой гроб обнимая:

«С величьем народа родится поэт».

Как дни исчезают, и смертных так племя, —

Гробницей великих их след познаю;

Твой памятник видя, зрю, самое время

Склонилось недвижно на косу свою.

Твой путь был ко славе усыпан цветами;

Особая участь счастливцу дана:

Ты пел, окруженный бессмертья сынами, —

По отзывам лиры ценят времена.

1816

Петр Андреевич Вяземский (1792–1878)

Первый снег

(в 1817 году)

Пусть нежный баловень полуденной природы,

Где тень душистее, красноречивей воды,

Улыбку первую приветствует весны!

Сын пасмурных небес полуночной страны,

Обыкший к свисту вьюг и реву непогоды,

Приветствую душой и песнью первый снег.

С какою радостью нетерпеливым взглядом

Волнующихся туч ловлю мятежный бег,

Когда с небес они на землю веют хладом!

Вчера еще стенал над онемевшим садом

Ветр скучной осени и влажные пары

Стояли над челом угрюмыя горы

Иль мглой волнистою клубилися над бором.

Унынье томное бродило тусклым взором

По рощам и лугам, пустеющим вокруг.

Кладбищем зрелся лес; кладбищем зрелся луг.

Пугалище дриад, приют крикливых вранов,

Ветвями голыми махая, древний дуб

Чернел в лесу пустом, как обнаженный труп,

И воды тусклые, под пеленой туманов,

Дремали мертвым сном в безмолвных берегах.

Природа бледная, с унылостью в чертах,

Поражена была томлением кончины.

Сегодня новый вид окрестность приняла

Как быстрым манием чудесного жезла;

Лазурью светлою горят небес вершины;

Блестящей скатертью подернулись долины,

И ярким бисером усеяны поля.

На празднике зимы красуется земля

И нас приветствует живительной улыбкой.

Здесь снег, как легкий пух, повис на ели гибкой;

Там, темный изумруд посыпав серебром,

На мрачной сосне он разрисовал узоры.

Рассеялись пары, и засверкали горы,

И солнца шар вспылал на своде голубом.

Волшебницей зимой весь мир преобразован;

Цепями льдистыми покорный пруд окован

И синим зеркалом сровнялся в берегах.

Забавы ожили; пренебрегая страх,

Сбежались смельчаки с брегов толпой игривой

И, празднуя зимы ожиданный возврат,

По льду свистящему кружатся и скользят.

Там ловчих полк готов; их взор нетерпеливый

Допрашивает след добычи торопливой, —

На бегство робкого нескромный снег донес;

С неволи спущенный за жертвой хищный пес

Вверяется стремглав предательскому следу,

И довершает нож кровавую победу.

Покинем, милый друг, темницы мрачный кров!

Красивый выходец кипящих табунов,

Ревнуя на бегу с крылатоногой ланью,

Топоча хрупкий снег, нас по полю помчит.

Украшен твой наряд лесов сибирских данью,

И соболь на тебе чернеет и блестит.

Презрев мороза гнев и тщетные угрозы,

Румяных щек твоих свежей алеют розы

И лилия свежей белеет на челе.

Как лучшая весна, как лучшей жизни младость,

Ты улыбаешься утешенной земле.

О, пламенный восторг! В душе блеснула радость,

Как искры яркие на снежном хрустале.

Счастлив, кто испытал прогулки зимней сладость!

Кто в тесноте саней с красавицей младой,

Ревнивых не боясь, сидел нога с ногой,

Жал руку, нежную в самом сопротивленье,

И в сердце девственном впервый любви смятенья,

И думу первую, и первый вздох зажег,

В победе сей других побед прияв залог.

Кто может выразить счастливцев упоенье?

Как вьюга легкая, их окриленный бег

Браздами ровными прорезывает снег

И, ярким облаком с земли его взвевая,

Сребристой пылию окидывает их.

Стеснилось время им в один крылатый миг.

По жизни так скользит горячность молодая

И жить торопится и чувствовать спешит!

Напрасно прихотям вверяется различным;

Вдаль увлекаема желаньем безграничным,

Пристанища себе она нигде не зрит.

Счастливые лета! Пора тоски сердечной!

Но что я говорю? Единый беглый день,

Как сон обманчивый, как привиденья тень,

Мелькнув, уносишь ты обман бесчеловечный!

И самая любовь, нам изменив, как ты,

Приводит к опыту безжалостным уроком

И, чувства истощив, на сердце одиноком

Нам оставляет след угаснувшей мечты.

Но в памяти души живут души утраты.

Воспоминание, как чародей богатый,

Из пепла хладного минувшее зовет

И глас умолкшему и праху жизнь дает.

Пусть на омытые луга росой денницы

Красивая весна бросает из кошницы

Душистую лазурь и свежий блеск цветов;

Пусть,