— Ну что, выпьем кофе? — прощебетала она.

Он рассеянно кивнул, едва взглянув на нее. За столом в задней части кафе на них смотрел аспирант пятого года, притворяющийся, будто чистит экран своего ноута.

— Извините, что опоздала. Я просто…

— Все хорошо.

— Хорошая была неделя?

— Хорошая.

Ладно.

— Занимались чем-нибудь интересным на выходных?

— Работал.

Они встали в очередь, и только это помогло Оливии сдержать вздох.

— Хорошая погода, да? Не слишком жарко.

Он промычал что-то в ответ.

Это уже было слишком. Есть предел тому, на что Оливия готова пойти ради этого фейкового романа… или даже ради бесплатного манго-фраппучино. Она вздохнула.

— Это из-за стрижки?

Вопрос привлек его внимание. Адам посмотрел на нее сверху вниз, между бровей у него залегла глубокая вертикальная складка.

— Что?

— Настроение. Это из-за стрижки?

— Какое настроение?

Оливия обвела его широким жестом.

— Это. Вы в плохом настроении.

— Я не в плохом настроении.

Она фыркнула. Хотя это было не совсем точное слово. Звук вышел слишком громким и ехидным, больше похожим на смешок. Фыршок.

— Что? — Он нахмурился, не оценив ее фыршок.

— Да ладно.

— Что?

— Вы источаете уныние.

— Нет. — В его голосе звучало возмущение, и это показалось ей странно трогательным.

— Еще как. Я поняла это, как только увидела ваше выражение лица.

— Нет.

— Да. Поняла. Но все в порядке, пребывать не в духе не возбраняется.

Подошла их очередь, так что они сделали шаг вперед и улыбнулись кассиру.

— Доброе утро. Я буду тыквенный латте. И вон тот дэниш с кремом. Да, вот этот, спасибо. А он, — Оливия указала на Адама большим пальцем, — будет ромашковый чай. Без сахара, — радостно добавила она. И тут же сделала несколько шагов в сторону, надеясь остаться невредимой, если Адам решит швырнуть в нее чашкой Петри. Она удивилась, когда он спокойно протянул парню за прилавком кредитную карту. На самом деле он был не так плох, как о нем рассказывали.

— Ненавижу чай, — сказал он. — И ромашку.

Оливия просияла в ответ.

— Прискорбно.

— Очень смешно.

Он пристально смотрел прямо перед собой, но она была почти уверена, что он вот-вот улыбнется. О нем много чего можно было сказать, но нельзя было обвинить в отсутствии чувства юмора.

— Итак… дело не в стрижке?

— М-м? А, нет. Длина была странная. Волосы лезли в глаза во время пробежек.

Вот как. Значит, он бегает. Как Оливия.

— Ладно. Круто. Потому что выглядит неплохо.

Выглядит хорошо. То есть даже очень хорошо. Ты, наверное, один из самых красивых мужчин, с которыми я разговаривала за эту неделю, но теперь ты выглядишь еще лучше. Не то чтобы меня это заботило. Вовсе нет. Я редко обращаю внимание на парней, и я не знаю, почему обращаю внимание на тебя, или на твои волосы, или на твою одежду, или на то, какой ты высокий и большой. Я правда не понимаю. Мне все равно. Обычно. Блин.

— Я… — На секунду показалось, что она застала Адама врасплох, его губы беззвучно шевелились, пока он искал подходящий ответ. Затем ни с того ни с сего сказал: — Сегодня утром я говорил с завкафедрой. Он все еще отказывается размораживать мое финансирование.

— О. — Оливия склонила голову набок. — Я думала, решение примут только в конце сентября.

— Так и есть. Это была неофициальная встреча, но разговор зашел об этом. Он сказал, что все еще оценивает ситуацию.

— Понятно. — Она ждала продолжения. Когда стало ясно, что продолжения не будет, она спросила: — Оценивает… каким образом?

— Непонятно. — Он стиснул зубы.

— Сочувствую. — Она правда ему сочувствовала. По-настоящему. Она как никто другой понимала, что значит прервать исследование из-за нехватки ресурсов. — То есть вы не сможете продолжать работу?

— У меня есть другие гранты.

— Значит, проблема в том, чтобы начать новые исследования?

— Нет. Пришлось перераспределить яйца в корзинах, но с новыми исследованиями проблем не будет.

Что, блин?

— Понятно. — Она кашлянула. — Итак, позвольте резюмировать. Похоже, Стэнфорд заморозил ваши фонды на основании каких-то слухов, и это, я согласна, дерьмовое поведение. Но все-таки пока вы можете позволить себе делать то, что запланировали, так что это не конец света?

Адам бросил на нее оскорбленный взгляд, став внезапно еще более сердитым.

О боже.

— Не поймите меня неправильно, я понимаю, что это вопрос принципа, я бы тоже злилась. Но сколько у вас там еще грантов? Нет, не говорите. Не уверена, что хочу это знать.

Может, у него их было пятнадцать. А также пожизненное место в университете и десятки публикаций, и все эти заслуги, перечисленные на его странице. Не говоря уже об одном патенте, про который она прочитала в его резюме. А Оливия мучилась с дешевыми поддельными реагентами и старыми пипетками, которые у нее регулярно воровали. Она старалась не зацикливаться на том, насколько дальше нее Адам продвинулся в своей карьере, но забыть, как хорош он в своем деле, не представлялось возможным. Так хорош, что это начинало бесить.

— Я хочу сказать, что эта проблема преодолима. И мы активно работаем над этим. Это наше общее дело, мы демонстрируем всем, что вы остаетесь тут навсегда ради своей потрясающей девушки.

Оливия указала на себя размашистым жестом, и его взгляд скользнул по ее руке. Очевидно, он не был поклонником рационализации и работы с собственными эмоциями.

— Или вы можете продолжать злиться, и мы пойдем в вашу лабораторию, покидаемся пробирками с токсичными реагентами, пока боль от ожогов третьей степени не заставит вас забыть о плохом настроении. Весело, а?

Он отвернулся, закатив глаза, но по линии его щеки она поняла, что он развеселился. Скорее всего, против собственной воли.

— Много вы понимаете.

— Может быть, немного, но это не я фыркнула в ответ на вопрос «Как прошла неделя?».

— Я не фыркал. И вы заказали мне ромашковый чай.

Она улыбнулась.

— Всегда пожалуйста.

Они помолчали несколько секунд, пока она жевала кусок своего дэниша. Проглотив, она сказала:

— Сочувствую, что все так сложилось с вашим финансированием.