— Выбирали? Разве на вас напали не пираты?

— Это очень сложный вопрос на самом деле, — поболтал воду в бутылке Коновал. — Ты же знаешь, что официально с пиратством в Сомали покончили лет пять назад?

— Да, я читала, — кивнула Ирка. — Именно так везде и пишут. Но это не так?

— Не совсем так. То есть пиратов, тех чернокожих бедолаг, бывших рыбаков, с язвами на тощих ногах и красными от ката глазами, что лезут на борт по абордажным доскам со своих утлых судёнышек, раздирая о колючую проволоку животы, действительно с этой стороны Африки не стало. Людей не берут в заложники, за гружёные танкеры не просят выкуп в несколько миллионов долларов.

— А что стало?

Он взмахнул руками.

— Мы. Вооружённая охрана, за которую платит каждое из идущих по заливу и дальше вдоль восточного побережья Африки судно.

— То есть люди, которые раньше нападали на суда, теперь их охраняют?

— Люди, которые раньше обеспечивали босоногих рыбаков оружием и бросали им на всю команду тысяч по тридцать долларов за захват, теперь совершенно официально берут с каждого судна плюс-минус по пятьдесят и имеют в разы больше, чем раньше.

— То есть раньше это были миллион — два, но и судно удавалось захватить не каждое, а теперь это сотни судов, за охрану каждого из которых владелец платит?

— Ещё и благодарит, как тот пионер, за наше счастливое детство, — усмехнулся Коновалов. — И попробует он не заплатить. Вот так они победили пиратство: правительство Сомали и какие-то арабские шейхи. Но не надо забывать, — предвидя Иркин следующий вопрос «Кто же тогда напал?», сказал он, — что Сомали — охваченная войной страна. А в любой войне, как известно, есть минимум две противоборствующих стороны. Каждая из них под завязку накачана оружием, каждая преследует свои цели. В нашем случае парни попали под обстрел вооружённой группировки, которой был нужен сухогруз, что шёл в авангарде.

— А что было на этом сухогрузе?

— Оружие, которое оплатила другая противоборствующая сторона, условно назовём её так. Но это мы узнали уже после. Официально был заявлен какой-то нейтральный груз, металлолом и прочая дребедень. Дырявый старый сухогруз, который еле тащился. Его хорошо было бы поставить в хвосте, но почему-то руководство настояло, что он пойдёт первым, сразу за сторожевым катером, а мы люди подневольные.

— И он шёл сразу за Петькиным катером?

— Именно так, — вздохнул Коновалов. — Корабль Севера шёл во главе конвоя, мой — замыкающим.

— И сколько было времени, когда они напали?

— Вечер, около девяти. С Петькиного судна сообщили, что к ним пожаловала морская полиция Сомали. А потом они пропали с радаров.

— Почему?

— Их атаковали. С так называемого полицейского катера бандосы первым делом из гранатомёта снесли навигационную вышку, и связь пропала.

— И что делать, когда начинается атака?

Ирка представила себе уходящее за горизонт солнце, караван судов, во главе которого рассекает морскую гладь маленький юркий катер охраны. Сразу за ним медленный сухогруз с низкой осадкой и колючей проволокой по леерам, следом неповоротливые нефтевозы, похожие на кубики лего газовозы с шарами ёмкостей, замыкающем в колонне идёт ещё один военный катер. Именно это и называлось конвой.

Она просмотрела в интернете все ролики, что только нашла про сомалийских пиратов.

Про крейсер «Неустрашимый», что патрулировал эти воды под российским флагом.

Про захват датского судна всего полгода назад, когда с каждого утюга уже несколько лет звучало, что с пиратами покончено, правда, уже не в Аденском заливе, а в Гвинейском, с другой стороны Африки.

— Команда должна укрыться в «цитадели» — это специально укреплённое место под баком или в машинном отделении, — ответил Коновалов. — Охрана занимает огневую позицию, а капитан берёт управление на себя.

— И охрана начинает стрелять?

— Ну, после того как чёртовы бандосы сбили оба радара, на катере и на сухогрузе, парням практически не оставили выбора. Хотя в случае с пиратами, а мы до сих пор работаем по той же инструкции, стреляют, как правило, сначала мимо, демонстрируя оружие, и только если те намёков не понимают — на поражение.

— И что было в этот раз?

— Я точно сказать не могу, Ир. Я шёл в хвосте. Когда в катер Севера начали палить из гранатомётов, мой корабль ещё даже на горизонте не появился. Конвой — это огромный караван, который порой вытягивается на двадцать и больше морских миль — это огромное расстояние, в том числе и между кораблями, они идут не гуськом, они следуют курсу и видят друг друга только на экране приборов.

— То есть к тому времени, как вы подошли, корабль Севера уже расстреляли?

Глава 21

— Увы, — тяжело вздохнул Коновалов. — Первую атаку они отбили, к сухогрузу боевики подойти не смогли. Севера ранили. Морпехам тоже досталось, двоих ранили.

— Наших морпехов?

— Ну как наших. Из нашей охраны. Наши родные морпехи не сдались бы, а эти галлы, петухи французские, даже не викинги, и точно не русские богатыри, заверещали, что они на это не подписывались, оттащили раненных в цитадель и забаррикадировались вместе со всеми. В инструкции это называется «эвакуация персонала».

— И Петька остался один?

— Видимо, да. Я же говорю, связи не было. По приказу командира конвоя команда сухогруза тоже эвакуировалась, даже окна швартовыми заложили.

— И командир остался один? Раненый? — повторила Ирка.

Коновалов обречённо развёл руками.

— Он капитан. Он покидает судно последним.

— А как бы ты поступил на его месте?

— Тут был вариант уйти из-под обстрела и бросить сухогруз, на что, видимо, нападавшие и рассчитывали. Или маневрировать, отбрасывая их лодки волной и не давая подойти. Запаса топлива у абордажных лодок мало, до берега около восьмидесяти миль — конвой намеренно идёт далековато — если не смогли атаковать сразу, надо ретироваться. Так и получилось. В итоге они ушли ни с чем. И со злости, видимо, весь боекомплект расстреляли в катер, который к сухогрузу их так и не подпустил.

— А как вы отыскали его катер, если он пропал с радаров?

— По аварийному бую. У нас были координаты.

— Но тело так и не нашли,