на самолёт: два туда и один обратно.

У них было два дня в городе. И Петька возил Ирку по своим любимым местам.

Ей понравилось два.

Китайская чифанька. Недорогая кафешка, забегаловка, одна из самых старых в городе.

Типичная, классическая, махровая чифанька, где порции — огромные, интерьер — с позолотой и красными фонариками, а цены словно застряли в прошлом веке.

Салат «Харбин», свинина в кисло-сладком соусе, жареный шелкопряд с красным перцем.

Бананы в карамели и кольца кальмара Ирка запивала китайским пивом и хоть не была большой любительницей китайской еды, не могла не отметить, что не ела ни того ни другого вкуснее.

Вторым местом, куда они ездили на следующий день, стала устричная ферма в бухте Воевода.

После экскурсии они ели нежнейших устриц, обсуждали особенности личной жизни морских гадов, что им рассказали на экскурсии, и жалели, что с ними нет Андрея.

Всезнайке непременно бы понравилось, что за одну минуту можно съесть двести тридцать три (мировой рекорд), а за час почистить восемьсот восемьдесят устриц. Из разрезанного на три части и брошенного обратно в воду трепанга вырастет три — у него феноменальная способность к регенерации. А гребешки по краям мантии имеют до ста пар глаз.

На третий день, что выдался самых холодным, Ирка пришла на причал, чтобы проводить своего капитана.

Серый военный корабль с пристани казался огромным. В утреннем воздухе висел тяжёлый туман. Ирка зябко куталась в куртку и выглядывала Петьку, что сновал туда-сюда, отдавал какие-то распоряжения и казался почти неуловимым.

Вокруг царил хаос, до отплытия оставался час, но Ирка твёрдо решила стоять до победного.

— Ты как? — сам нашёл её Петька. — Прости, я говорил, у нас будет не больше пары минут.

— Ничего, — поправила его шикарную чёрную форму Ирка. Он выглядел просто ослепительно. — Я буду махать тебе рукой.

— Я буду занят и вряд ли смогу тебе ответить.

— Неважно. Ты будешь знать, что я здесь. Желаю тебе счастливого пути. Буду молиться, чтобы ты вернулся целым и невредимым.

— Ирк, — его глаза подозрительно влажно блеснули. Он прижал её к себе. Прижался лбом к её лбу. — Ты не представляешь, как мне это важно.

— Я представляю, — обхватила она его за шею. — Я люблю тебя, Север.

— И я тебя, — улыбнулся он. — Но ты ведь знаешь, что это ничего не значит.

Крепкие объятия. Последний поцелуй. Она с трудом оторвалась от его губ.

— Держи меня, а то я сейчас упаду, — сказала Ирка, когда их качнула толпа.

— У меня прямо противоположная проблема, — улыбнулся Север. Она скосила глаза на его ширинку. Пожала плечами: прости. Он покачал головой.

— Я буду скучать, — провела Ирка рукой по его кителю последний раз.

— Я позвоню, как только смогу, — заправил он за ухо прядь её волос.

— Обещай, что будешь осторожен, — вырвалось у неё.

Он удивился.

— Осторожность — моё второе имя.

— Это не ответ, Север. Обещай мне! — настаивала Ирка.

— Я буду стараться, — улыбнулся он.

— Я буду тебя ждать, — последнее, что она сказала ему в тот день.

«Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда», — крутилось в голове сейчас.

Она села на лавочку в каком-то сквере, где назначила встречу Коновалову.

Дмитрий Коновалов, а попросту Коновал, Петькин друг, с которым тот дружил со студенчества, был свидетелем на их свадьбе, а ещё занимался похоронами и всем остальным, когда Север погиб.

Ирка позвонила ему, едва вышла с поезда. Коновал ожидаемо начал заикаться, когда она сказала, что в городе, но встретиться согласился, а большего ей было и не надо.

В штатском, ветровке и джинсах, Коновалов выглядел как все нормальные люди. Не выспавшийся, потрёпанный, с залысинами на высоком лбу, явно с бодуна.

Всё же как мужчин красит форма, невольно подумала Ирка. Таким же полубухим Коновал был всегда, но в подтянутом парне в форме, она бы в жизни не узнала этого забулдыгу.

— Ир, я не расскажу тебе ничего нового, — начал он, упав на лавочку рядом с ней. Открыл бутылку минералки, всем своим видом давая понять, что она зря ехала.

— А мне не надо новое, Дим. Я хочу подробности.

Глава 20

Он вылакал почти половину, прежде чем ответить.

— Какие именно? — вытер рукой рот. Закрутил бутылку.

— Ну давай начнём с того, что я в курсе: вы ушли с флота в частную военную компанию.

Коновал не удивился.

— Ну, это было нетрудно.

— Трудно, Дим. Во всей этой суете, — откинулась на спинку лавочки Ирка, — я, конечно, плохо соображала, с каким именно командованием разговариваю и откуда пришли деньги. Но теперь разобралась.

Разобралась, что та поездка, когда она провожала Петьку, была последней в карьере капитана третьего ранга Петра Северова. Что Петька доработал срок по контракту, и едва тот закончился, сразу ушёл.

Коновалов пожал плечами.

— Клянусь, он сам. Я его не уговаривал. Скорее наоборот, это он меня совратил.

— Неважно. Просто расскажи мне, что это была за работа.

— Ну-у-у, — Коновалов тоже откинулся к спинке, вытянул длинные ноги, — на самом деле она не сильно отличается от той, что мы занимались на флоте. Капитан судна он и в Африке капитан судна. Хотя наши заказчики порой и думают, что работа вооружённой охраны — лёгкая прогулка нескольких бездельников с оружием на борту судна, где в избытке солнца, моря, еды и свободного времени. Но это ошибка. Правильно организованная охрана и сопровождение судна — сложный труд и высокая ответственность.

Бутылка громко зашипела, когда он снова её открыл.

— Заказчики, то есть люди, которые заказывают сопровождение? — спросила Ирка.

Коновалов хлебнул воды и кивнул:

— И платят за это приличные деньги.

— И сколько на судне человек?

— На наших с Севером по четыре члена экипажа во главе с капитаном и по четыре офицера охраны — четыре морпеха. Те круглосуточно ведут наблюдение: днём в бинокль, ночью — по приборам ночного видения, сверяют с данными мостика — от вахтенного матроса или капитана. Но самое опасное время суток — с пяти до десяти утра и с семи до десяти вечера.

— Почему?

— Линия горизонта сливается с небом, трудно понять, где небо, а где вода. Слепит солнце. Ну и человеческий