Шрифт:
Закладка:
— Да ну, Гурин… Ну не бросайся! — заверещат на разные голоса и тут же вновь сбегутся в кучу, разглядывают «животное», морщатся, плюются.
— Гурин, не балуйся, — оборачивается на визг учительница и смотрит то на Ваську, то на Никиту, не знает, какой Гурин бросается червями.
Никита уже успел насупиться — принял свой обычный вид, копает сосредоточенно, будто и не слышит, что делается вокруг.
Васька тоже с лопатой, но ему не до шуток, работа у него идет туго. Давит ногой лопату, качается на ней, а она не слушается его, даже на полштыка в землю не залезает. Перед глазами у Васьки круги плывут, поташнивает от голода. Отдохнет немного, опять принимается за работу.
Поднял голову на голос учительницы, увидел на миг ее, и вдруг она поплыла перед глазами, будто в тумане. Васька покачнулся, но успел схватиться за дерево, устоял, не упал.
Подбежала учительница, спросила испуганно:
— Тебе плохо, Гурин?
Но у Васьки в глазах уже прояснилось, он видит перепуганную учительницу, лица ребят, уставившихся на него, говорит виновато:
— Не…
— Сядь, отдохни, Гурин.
— Не… — повторил Васька. Ему стыдно, что на него все смотрят, и он ищет свою лопату, нагибается к ней, но учительница опережает его, поднимает упавшую лопату, подает Ваське. Он опирается на нее, пытается снова копать.
— Отдохни, Гурин, — говорит учительница и отходит от него, машет всем рукой — работайте, мол, не отвлекайтесь.
Ваське действительно становится лучше, он начинает ковырять землю.
Увидел в выемке, будто выводок в гнездышке, штук пять ростков молодых кленков. Крепенькие, пушистые, уже по второй паре листочков выпустили. Захотелось Ваське выкопать осторожно этот выводок и рассадить дома в палисаднике. Представил себе, как эти клены вырастут, разрастутся, какая тень вокруг будет летом. Ваське давно хотелось, чтобы возле дома росли деревья, как в школьном саду, особенно белая акация и клен. Клен ему нравился за широкую крону, за резные большие листья, за «аэропланчики», которыми увешивает себя это дерево осенью. Акацию Васька любит за цветы. Скоро она будет цвести, вся украсится белыми гроздьями соцветий — сладкими, пахучими. Если бы у Васьки была своя акация, он бы ел ее цветы, не лазил бы через заборы на чужие деревья.
Поискал глазами, нашел прутик акации — торчит из земли, между колючек уже зеленые почечки проклюнулись. Выкопать бы и ее, да поглубже, чтобы корень не повредить, и унести домой, во дворе посадить. Позвал Никиту:
— Никит, выкопай мне… А то у меня лопата тупая…
Никита подошел не спеша, посмотрел на молодые кленки, спросил:
— Зачем тебе они?
— Дома посажу.
Усмехнулся Никита:
— Нашел что сажать… Лучче абрикосу или сливу.
— Абрикоса у нас уже есть. А клен красивый, — сказал Васька. — И вот эту акацию выкопай.
Никита выкопал аккуратно все деревца, посоветовал:
— Ты корешки грязью облепи и какой-нибудь тряпкой обмотай, чтобы не высохли.
Васька так и сделал. Только тряпки не нашел, подобрал обрывок газеты, завернул в нее.
Прямо из школы Васька пошел к тетке — материной сестре — за бураками. Чтобы не испачкать рубаху, он пес на ладони пучочек молодых деревцев.
Тетка Груня жила далеко, на противоположной стороне поселка. Идти к ней надо через мосток, а потом — на Куциярову гору. Идти Ваське тяжело, по дороге он несколько раз присаживался отдыхать. Отдохнет, кружение в голове прекратится, туман перед глазами рассеется — снова идет потихоньку. Только бы дойти…
К тетке Груне Васька всегда ходил с охотой — она добрая: обязательно накормит, угостит чем-нибудь вкусным и с собой даст. И все приговаривает: «Ивану только не кажите, а то ругать меня будет… А может, и не будет — с какой ноги встанет. Лучче, если он ничего знать не будет».
Ваське казалось, что она напраслину наговаривает на своего мужа. Дядя Иван — крепкий, здоровый мужик, работящий, каких мало встретишь. Работает он на заводе, отпуск свой проводит в колхозе — корм корове зарабатывает. Если выдается свободное время — выходные, вечера, — прямо с завода бежит на огород, что за посадкой. Там у него припрятаны тяпка, лопата. Работает дотемна, а если лунно, то и ночи прихватит.
— Иван, загонишь ты себя, — ругает его тетка Груня, а он в ответ только отмахивается:
— Молочко любишь, а чем же корову кормить? Без корму она доиться не будет.
— Да нехай она сгорить…
— И-их, — качает дядя Иван головой. — Ума ж у тебя нема и вот столечки. При детях! Завтра забирай всех — и в посадку, шоб по мешку травы нарвали.
— Во, пожалела на свою голову…
Вот и вся обычная их перебранка, а чтобы он показал когда-нибудь свою жадность и ругал тетку за то, что она покормила кого или дала лишнее, — такого Васька не помнит.
С трудом добрался Васька до теткиного дома, а во двор войти сил не хватило, присел на завалинку. Увидела его тетка, всплеснула руками:
— Вася?.. А в хату почему не идешь? — И тут же заторопилась: — Ну, ладно, посиди, я сейчас бурачков достану. Пока Ивана дома нема…
Тетка Груня — родная сестра Васькиной матери, но друг на дружку они совсем не похожи. Мать — смуглянка, черные волосы блестят, как вороново крыло, а тетка — белобрысая и худая (сколько Васька ее помнит, она всегда вот такая — кожа да кости). У матери глаза темно-коричневые в длинных черных ресницах, у тетки глаза голубые, а ресницы светлые. И лицо у тетки немного попорчено оспой. А характерами с матерью они одинаковы, особенно когда на своих детей кричат, даже голоса схожи…
Тетка вынесла Ваське три продолговатых бледно-желтых свеклины. «Сахарные», — догадался Васька и посмотрел на свои руки — они были заняты саженцами и книгами.
— Шо это ты за траву такую носишь? — кивнула она на кленки. — Зачем она тебе? Выбрось.
— Это клен… — сказал Васька. — Дома посажу.
— Ой, боже мой! Он еще про клен думает! А как же ты бураки понесешь? Ну, ладно, подожди.
Она положила свеклу на завалинку, побежала в дом, принесла старый платочек, завязала в него драгоценные «плоды».
— Вот так… — Взглянула на Ваську: — Да ты ж, наверно, голодный? А мне и покормить тебя нечем, племянничек мой дорогой. Корова наша, как назло, перегуливает. Сказала Ивану: «Зарежь ее к сатанам, хоть мясо поедим. Что ж
