собирался открыть филиал «Серебряного кофейника» в соседнем с Мюнхеном городке Фюрстенфельдбрукке, откуда был родом. Он считал, что, облагодетельствовав таким образом родной городок, увековечит свое имя в его истории. Судя по всему, это был папин идефикс. Скажу честно, это мне не очень нравилось, потому что воплощение идеи в жизнь потребовало бы никак не менее двадцати—двадцати пяти тысяч марок, причем это только на первое, так сказать, время. Элен говорила о предполагаемой покупке и о брачном контракте как о чем-то само собой разумеющемся. В ее семье финансовыми проблемами занималась мама. Коротая вечера за картами, мы перекидывались лаконичной информацией, причем обмен был весьма многозначителен. И мать и отец Элен считали, что только финансовое благополучие позволяет смело и надежно смотреть вперед и пускаться в плавание по бурным волнам житейского моря. Я же, рассказывая об этой истории мистеру Аллану, понимал, что все рассуждения родителей Элен останутся разговорами, если я не услышу от него одного-единственного слова: «Да». Он задумался и сказал:

— По-моему, это будет справедливо. Мужчина должен входить в новую семью на равных. Я думаю, что не стоит мелочиться. Скажи Функам, что этот дом в городке... Фюрстен... Фюрстен...

— Фюрстенфельдбрукк,— подсказал я.

— Передай им, что ты готов внести половину за этот дом.

— Половину? — переспросил я, решив, что ослышался.

— Только один совет: ты не сразу скажи, что готов. Когда зайдет разговор непосредственно о деле, задумайся на минуту. Полезно взять в руки пепельницу или что-нибудь, что будет поближе, покрутить и начать долго смотреть в одну точку: или на пепельницу, или на зажигалку, или на портсигар. И будто бы размышляя, прикидывая — так обычно поступают деловые люди,— не торопясь, солидно заяви им, что искал, куда бы приложить капитал, и рад, что такая возможность появилась. Правда, ты не мыслил в масштабах столь далекой страны, как Германия, но... В общем, скажи просто, без всякой сенсации, что готов заплатить... И предоставь это дело мне.

— Сердце подсказывало мне, что твоя поездка на Багамы не кончится добром,— печально сказала мама.— Разве мы с отцом заслужили это? Женишься, а мы даже не ведаем на ком. Знаешь ли ты, как часто бывает обманчивым первое впечатление и каким предательским — чувственный порыв?

— Мама, ты немка. Разве тебя не утешает то, что я выбрал немку и еду на землю твоих предков?

Она посмотрела удивленно:

— А ты знаешь, что происходит сейчас на земле моих предков, кто и как хозяйничает там?

— Мама, дай мне совсем немного освоиться, и я вызову вас.

Отец не позволил себе расчувствоваться. На прощание крепко обнял меня и произнес одно только слово: «Верю».

Я довольно быстро переквалифицировался в делового человека; работа у меня была не такая, от которой переутомляются. Мне надо было следить за порядком в «Серебряной чашке» — так называлась наша новая кофейня в Фюрстенфельдбрукке. В течение вечера я раз или два заходил в бар, оглядывал хозяйским оком, как идут дела, и удалялся, пропустив рюмку-другую шнапса или бокал глинтвейна.

«Серебряная чашка» помещается в подвале трехэтажного особняка. Он облицован светлым камнем, имеет окна без переплетов, выступы и ниши по фасаду. На втором этаже гостиная, столовая и спальня, а на третьем — мой кабинет и библиотека. Над входом в кофейню на массивной цепи висит большая блестящая чашка. Вечером при искусственном освещении она дымится — создается впечатление, что в нее налит горячий кофе.

В подвал ведет крутая и узкая лестница, по которой можно спускаться, только опираясь о перила. При каждом шаге вступившего на нее лестница слегка поскрипывает.

По скрипу ступенек я научился почти безошибочно угадывать, кто из постоянных посетителей спустился в зал. Легкие, как будто сдавленные, звуки сообщали о приходе миниатюрной кассирши универсального магазина. Почти следом за ней в зал входил молоденький лейтенант с неизменной усмешкой на губах. Лестница провожала его единым звуком — он спускался быстро, самоуверенно, а войдя в зал и увидев подругу, изображал приятное удивление.

Под ногами бюргеров и их добропорядочных жен лестница пела, стонала, ухала. Они спускались друг за другом, сразу по нескольку человек, рассаживались компаниями и беззаботно проводили вечер, рассказывая друг другу разные истории и анекдоты, запивая их кофе с коньяком и заедая пирожными.

В зале стояло два десятка столиков. Стены кафе были обшиты дубовыми панелями коричневого цвета. Свет лился в зал из лампочек, искусно спрятанных за эти панели.

В субботние и воскресные вечера в «Серебряную чашку» приходило больше народу, чем обычно. В эти дни заглядывали к нам и два офицерских чина. Майор и лейтенант были очень похожи друг на друга. У обоих прямые жидкие волосы неопределенного цвета, зачесанные на пробор, мясистые носы, рты-щелочки с узкими губами, на которых я ни разу не увидел улыбки.

С этими братьями и было связано первое задание, данное мне Алланом.

За несколько дней до того человек, доставляющий в кофейню вина и кофе в пакетах, попросил, чтобы в этот раз я принял партию товара сам. В одном из пакетов вместо ароматного кофе лежало небольшое подслушивающее устройство. Там же я нашел и указания, как и что должен сделать.

До субботы, когда обычно приходили эти двое, оставалось три дня. Я знал заранее, что приспособить устройство мне нужно в одной из полых ножек стола, за которым обычно сидели эти офицеры.

В субботу, когда до открытия кофейни оставалось около часа, я спустился в зал. Прислуга была на кухне, и мне ничего не стоило подключить тонкий провод, тянувшийся от стены под ковром, к подслушивающему устройству.

Лестница тяжело заскрипела под сапогами братьев. Они сели за «свой» столик, заказали еду и углубились в беседу.

Я не знал, зачем понадобился Аллану этот майор и что нового англичане могли узнать от него, но тем не менее мой шеф просидел в моей пустой запертой квартире (Элен уехала к приятельнице) с наушниками весь вечер. За эту операцию я получил от господина Аллана и первую благодарность.

Я понял смысл его работы: собирать даже самые незначительные сведения, связанные с военными приготовлениями Германии, сопоставлять их с другими сведениями и фактами, выстраивать гипотезу, которая проверялась донесениями других агентов. Два наших брата-офицера занимались военными железнодорожными перевозками. В их беседах несколько раз повторялись слова «Судеты» и «Польша».

Хороший родственник со стороны жены, как дар небес, выпадает не часто, но если уж выпадает и если к тому же носит почтенную фамилию Функ... многое можно сделать