Почему Никита решил помочь моему брату?..

Через минуту дверь снова открылась. Костей жестом показал мне выйти.

– Не трогайте Улю! – взмолился Ванька. – Она ничего не сделала. Она не виновата. Лучше м…

– Тебе повезло, парень, – спокойно произнес мужчина. – Ник – один из крутых бойцов клуба. Он точно выиграет. А сестра твоя пойдет со мной. Как бой закончится, вернется и вы поедете домой.

– Что? – брат явно испугался, голос его выдал. Я вздохнула, еще раз мазнула по нему усталым взглядом. Никита пойдет на ринг вместо моего дурочка. Будет отбиваться от ударов, будет получать удары, возможно пострадает. Кто-то будет ставить деньги на него, ждать чьей-то победы, выкрикивать поддерживающие реплики или наоборот. Это бесчеловечно. Ваня оказался одним из тех, кто ставит на людей. Мой брат…

Я отвернулся, поджав губы.

– Не трог…

– Пойдемте, – сказала строго. Почему-то видеть Ваньку стало противно. Наверное, нужно время, чтобы найти ему оправдание, только пока у меня ни того, ни другого. А еще Никита. С ним же все будет в порядке… Сердце вдруг сжалось, натянулось, подобно струне. Оно громко отбивало ритмы, от чего в ушах стоял шум.

– Уля… – позвал брат, но я вышла за дверь, не оглянувшись.

* * *

Мы шли вдоль темного коридора: пустого, обшарпанного, но чистого. В воздухе витал запах хлорки. Я старалась не смотреть по сторонам, однако глаз нет-нет цеплялся за двери и таблички на них. Где-то виднелось слово «душевая», где-то «раздевалка», а где-то «тренировочная». С этой стороны было много комнат, интересно, в какой из них Никита? Он здесь или уже ушел на ринг? Мне вдруг до дрожи в коленках захотелось остановиться и дернуть за каждую ручку, заглянуть в каждое помещение. Найти этого странного, безумно очаровательного парня.

В самом конце, рядом с открытым окном, вернее с пустой рамой без стекла, мы тормознули. Костей достал ключ из кармана, вставил в замок, пару раз повернул. Послышался скрип. Я поежилась, оглянулась.

– Заходи, – сказал мужчина, щелкая выключателем. Это была маленькая комната со старым тканевым диваном, стеклянным столиком и пустыми стенами. На потолке висела одинокая лампа, в углах сидели пауки, а из щелей поддувал ветер.

– Зачем? – голос мой дрогнул.

– Будешь ждать здесь. Как бой закончится, выдадим на руки Нику вместе с братом.

– Что вы… – попыталась возразить, но Костей пнул меня в спину, а затем резко захлопнул дверь. Ему было плевать. Кажется, здесь всем плевать. Это место, в самом деле, напоминает клетку.

Я замахнулась кулаком, но тут же опустила его. Никто не выпустит, хоть разорви глотку от воплей. Остается только ждать. Ненавижу ждать, но выбора нет. С Никитой же все будет в порядке? Они ведь не убьют его? Я провела рукой по волосам, коснулась кончиков прядей. Господи, если ты существуешь, спаси тех, кто рискует здесь жизнью. Прости моего дурного брата, и меня за то, что позволила постороннему человеку забрать наши проблемы.

Примечание: Ник цитирует “Фауст” Гете.

Глава 15 – Никита

Отец сегодня выпил. Он редко пьет, но если выпивает, приходит синдром буйной белки. Его начинает пробивать на разговоры, упреки, желание показать свою тоску и ненависть. Наверное, поэтому я видел его пьяным пару раз за всю жизнь. Сегодня был один из тех немногочисленных случаев.

Старик явился ко мне домой, нет, не на своих двух, а с помощью водилы, который его сопровождает везде. Они умудрились подняться на мой этаж, постучать в дверь, и едва не разложиться на пороге. Я удивлено поглядывал на них, стоя в домашних шортах и широкой майке. Держал руки в карманах, и прикидывал, насколько много влил в себя отец.

Он пошатнулся, скинул руку водилы и потянулся ко мне. Чуть не расшибся, потому что плохо держал координацию. Затребовал проводить на кухню, усадить на стул. Я молча выполнил требования, даже поставил стаканчик воды. Садиться, правда, не стал. Стоял напротив, облокотившись о кухонную столешницу.

– А что меня не позвал? Я бы тоже выпил за здоровье, за мир во всем мире и за отменные женские задницы. Ты вот за что пил, па?

– Ты никогда не думал, – говорил он, покачиваясь из стороны в сторону. Язык заплетался, слова с трудом собирались в предложения. – Что надо жить по-другому?

– Каждый день думаю, скоро перееду на крышу, нацеплю пропеллер и буду спускаться к милым тетка за вареньем.

– Скотина, – произнес сухими губами папа, вскидывая голову. Если бы я знал, чем окончится наш разговор, оставил бы отца на пороге с другой стороны.

– Отменная, – кивнул, выдавливая натянутую улыбку.

– Ты никогда не заменишь ее, – пропел отец. Попытался встать, да только повело его сильно. Я вздохнул, но все-таки поймал пьяное тело, не дал свалиться камнем на плитку. Однако старик разозлился, брыкаться начал.

– Па, ты пьян, – произнес очевидный факт. Усадить обратно на стул папу было не просто, но у нас получилось.

– Неизлечимо, – говорил бессвязно он. Водила топтался у дверей, а я думал, как бы сплавить отца обратно в его объятия. От него несло перегаром.

– Давай-ка вали домой.

– Ты не заменишь, – цедил сквозь зубы старик. Я старательно делал вид, что не замечаю этой реплики, не позволял ей цепануть остатки души, которая медленно разрушалась эти годы. Но отец настойчиво твердил и твердил, словно скользил лезвием по хрупкой коже рук. В эти минуты наша ненависть была взаимной.

В какой-то момент старик снова попытался встать, и я позволил ему упасть. С грохотом полетала вниз и кружка, за которую зацепилось пьяное тело. Разбилась. Черт, она мне нравилась. Черная. С белой надписью. Я смотрел на осколки, о которые успел порезаться родитель. На них были капли крови, а еще они были очень мелкими. Такие не склеишь, а если и склеить, это ненадолго. Так же как и наши отношения с папой. Мы были той разбитой кружкой. Только в нашем случае кружка никогда не была целой. Ее привезли разбитой в первый день, открыли коробку и выбросили на пол осколки.

– Почему ее нет, – прикрикнул батя, заставляя перевести меня взгляд. Он никак не мог подняться, тело тянуло на пол.

– И правда, – глухо произнес я. – Почему… – Стало смешно. Я не сдержался, рассмеялся, закрывая ладонью рот. Смех менялся, превращаясь в