похоже, все остальные источники света в доме в тот момент не использовались. В отсветах колеблющегося пламени свечи я различил фигуру Лессингема, стоявшего посередине лестничного пролета. Он был полностью одет и, что называется, при параде. Поскольку Лессингем был не из тех, кто безукоризненно наряжается только тогда, когда собирается на заседание палаты общин, я решил, что он занят каким-то делом и решил совместить приятное с полезным.

– Лессингем, это я, Атертон. Вам известно, что из окна вашей гостиной некоторое время назад выпрыгнул человек?

Прежде чем хозяин дома мне ответил, прошла секунда, может быть, две. Когда он заговорил, раздражения в его тоне уже не ощущалось.

– Он убежал?

– Да, его уже и след простыл – он, наверное, теперь в доброй миле отсюда.

Мне показалось, что, когда Лессингем произнес следующую фразу, в его голосе появились нотки облегчения.

– Я так и думал. Вот бедолага! Пожалуй, можно сказать, что он скорее жертва, чем преступник. Послушайте моего совета, Атертон, – держитесь подальше от политики. В противном случае вам придется общаться со всеми сумасшедшими, какие только живут на белом свете. Спокойной ночи! Я очень благодарен вам за то, что вы разбудили нас и сообщили о происшествии. Мэтьюз, заприте за Атертоном двери.

Мне удалось сохранить хладнокровие, что было не так уж легко – как-никак человек, извещающий хозяина дома о том, что в его жилище побывал непрошеный гость, на мой взгляд, не заслушивает подобного обращения. В таких случаях скорее ожидаешь, что тебя с должным почтением и вниманием выслушают, а не выпроводят на улицу прежде, чем ты успеешь раскрыть рот. Не успел я толком опомниться, как оказался на уличной лестнице, ведущей к входной двери, а сама эта дверь закрылась перед самым моим носом. Наглость и неучтивость Лессингема, получившего прозвище Апостол, привели меня в замешательство. Немного придя в себя, я подумал, что в следующий раз палец о палец не ударю и уж тем более не стану стучать в дверь его дома с помощью проклятого дверного молотка, даже если жилище подожгут, а хозяин будет находиться внутри.

Что он имел в виду, когда намекнул, что политику приходится общаться с сумасшедшими? Может, хотел как-то поддеть меня? Или отвлечь мое внимание? Да, в политике и вокруг нее много странных типов, это всем известно. Похоже, Лессингему очень хотелось поскорее избавиться от меня, потому он и повел себя как неучтивый хам. Ну и тип!

И что только Марджори Линдон могла найти в таком гнусном человечишке? Это было выше моего понимания – тем более что рядом с ней был такой мужчина, как я, обожающий даже землю, по которой она ступала.

Глава 12. Утренний визитер

Всю ночь, то засыпая, то просыпаясь, я даже во сне, как мне кажется, пытался размышлять о том, что такого Марджори могла найти в Лессингеме. В своих грезах я убеждал себя в том, что ничего, ровным счетом ничего, и, более того, она наверняка ценит все мои замечательные качества – о, сладкое забвение! К несчастью, проснувшись окончательно, я столкнулся с жестокой реальностью, осознав, что дело, увы, обстоит как раз наоборот. До чего же печальным было это мое пробуждение! И вместе с ним в моем сознании появились мысли об убийстве.

Подкрепившись и проглотив порцию бренди, смешанного с водой, я отправился в свою лабораторию планировать расправу – совершенно, на мой взгляд, оправданную и морально узаконенную. Эта акция должна была стать самой впечатляющей из всех, которые когда-либо порождал человеческий мозг. Первым делом я занялся поисками подходящего оружия. Оно должно было не только принести победу в военной кампании, но и сделать это всего за полчаса. Оно не должно быть рассчитано на использование целой армией. Нужно было, чтобы его мог эффективно применить один, в крайнем случае, два-три человека. Небольшая группа, владеющая им, должна была, находясь в миле или около того от сосредоточения большого количества хорошо вооруженных и обученных войск противника, привести его в действие, и – бум! – все вражеские солдаты оказались бы уничтоженными. Если оружие, обладающее высокой точностью и убойной силой, может считаться средством для сохранения мира – а тот, кто утверждает, что это не так, просто дурак! – то в тот момент я был в двух шагах от создания наилучшего средства принуждения к миру, которое когда-либо рождала человеческая мысль.

Как же соблазнительно ощущать, что в ваших руках жизнь и смерть целых стран и народов! Тогда я испытывал нечто похожее на это чувство.

Передо мной стояли несколько герметичных сосудов с самыми опасными газами, которые только можно найти в природе или создать путем искусственных химических реакций, – оксид углерода, триоксид хлора, оксид ртути, кониин, карбонил калия, цианиды. Когда вошел Эдвардс, на мне была маска собственного изобретения – она закрывала не только глаза и рот, но и уши, и вообще всю голову, словно водолазный шлем. Как-никак я имел дело с веществами, которые несли неминуемую смерть, даже если вдохнуть самое крохотное количество. Всего несколько дней назад я проводил дурацкий эксперимент с серной кислотой и цианидом калия. В какой-то момент у меня внезапно дрогнула рука, и, не успел я и глазом моргнуть, как небольшие количества двух веществ смешались. Меня спасло само Провидение – я упал навзничь, а не ничком. В итоге через час Эдвардс обнаружил меня лежащим на полу без сознания, и потребовались усилия едва ли не всех лучших врачей в городе, чтобы вернуть меня к жизни.

Эдвардс сообщил о своем появлении, коснувшись моего плеча, – будучи в маске, я почти ничего не слышу.

– Вас хочет видеть один человек, сэр.

– Ну, так скажите ему, что я его видеть не желаю.

Мой слуга был хорошо обучен – выслушав мое указание, он с невозмутимым видом чинно отправился его выполнять. Я подумал было, что вопрос решен, но ошибся.

В тот момент, когда я был занят регулированием клапана цилиндра, в который закачал несколько газов, кто-то снова тронул меня за плечо. Я даже не обернулся, поскольку был уверен, что вернулся Эдвардс.

– Стоит мне лишь слегка повернуть этот кран, мой дорогой друг, и вы окажетесь там, где обитают призраки. Зачем вы являетесь сюда, хотя я вас не звал?

Сказав это, я все же обернулся и увидел, что рядом со мной находится вовсе не Эдвардс, а неизвестный человек, причем весьма необычной наружности.

– Кто вы такой, дьявол вас побери? – выпалил я.

Человек, к которому я обращался, прямо скажем, вполне мог сойти за одного из призраков, только что мной упомянутых. Его костюм чем-то напоминал одеяния уроженцев Алжира, которых полно во Франции, – должен сказать, что они, пожалуй, самые назойливые, наглые и в то же время потешные уличные торговцы из всех, какие только есть на свете. Мне особенно запомнился один из них: он пытался прорваться на репетиции театра «Алькасар» в Туре. Но откуда подобный тип мог очутиться здесь, у меня дома?! Впрочем, я быстро заметил, что он все же был не очень-то похож на настоящих уличных торговцев из Алжира. Более того, он сильно отличался от них. Его наряд выглядел не таким безвкусным и ярким, как костюмы тех коробейников, которых я видел во Франции, и был куда более грязным. Кроме того, на нем был еще и бурнус желтого цвета – довольно мрачное одеяние, которое имеют привычку носить арабы из Судана. На рафинированных арабов, которых можно встретить на французских бульварах, он тоже не походил. Но главным отличием моего визитера было гладко выбритое лицо – тот, кто видел алжирцев в Париже, хорошо знает, что их едва ли не главной гордостью являются тщательно ухоженные усы и борода.

Я ожидал, что гость обратится ко мне на языке, который осевшие во Франции арабы называют французским, но оказался неправ.

– Вы мистер Атертон? – поинтересовался он.

– А вы кто? Как к вам обращаться, мистер… Кто вы такой? Каким образом вы сюда попали? И где мой слуга?

Человек поднял руку, и в комнату тут же, словно этот жест был заранее согласован и представлял собой что-то вроде команды, вошел Эдвардс. Вид у него был очень озадаченный. Я повернулся к нему.