Шрифт:
Закладка:
— Родить ёжика против шерсти? Жуть, — проскрипел я, всячески изображая внимание. Что-что, а лекции читать доктор любит. Так отчего ж не почесать его эго? Глядишь, о чём интересном бесплатно проболтается… — А разумные?
— О, с разумными всё ещё интереснее, — усмехнулся мой собеседник. — Взять тех же… да цвергов, например, с их умением кузнечного дела, которые они гордо именуют магией Первородного Огня.
— А… есть разница? — искренне удивился я.
— Ещё бы! — кивнул Дорвич. — Магия — есть наука, доступная любому разумному. Подчёркиваю, Грым, абсолютно любому разумному. А есть природные магические свойства, способности и умения. Первые — это зачатки вторых, а третье — развитие первого и второго. Ну, возьмём например тех же цвергов. Когда-то на заре времён, некое племя вынуждено было жить в вулканической долине, среди гейзеров, и заснеженных гор. Сила природы дала этим несчастным упёртым идиотам некое сопротивление к высоким температурам. Свойство стало врождённым. Впоследствии один из членов этого племени, обладавший более развитым разумом, чем его соплеменники, обнаружил, что имеющееся у него свойство можно развить до возможности противостоять не только высоким температурам, но и холоду. Так свойство превратилось в тренируемую способность. А спустя ещё какое-то время потомок этого умника заметил, что хорошо натренированная способность позволяет ему не только легко переносить самый большой диапазон температур, но и влиять на температуру окружающих его предметов, причём, опять же в очень большом диапазоне и с огромной скоростью. Если напрячься и хорошенько вывернуть мозг наизнанку, разумеется. И вот способность уже превратилась в умение со своими приёмами и хитростями. Понятно?
— То есть, теоретически, я смогу перевести свой устрашающий смех в способность или умение, действующее лишь по моему собственному желанию? — уточнил я. Дорвич на миг задумался, пожевал губами… и уверенно кивнул.
— Несомненно. Кроме того, я почти не сомневаюсь, что этот твой «устрашающий смех» уже является управляемой способностью. Просто ты пока не можешь вспомнить, как ею управлять.
— Утешили, — вздохнув, я потёр пальцем переносицу и, чуть не пропоров его проклюнувшимся на ней рогом, зашипел. — Вспомнить было бы хорошо не только это. Доктор, а у вас знакомого мага-целителя нет? Ну, такого, чтоб плюнул-дунул, бац, и я всё помню! А?
— Отчего же, — ехидно ухмыльнулся в усы Дорвич. — Есть у меня такие знакомцы, и не один. А у тебя, друг любезный, найдётся пара тысяч совернов на оплату их труда?
Я аж икнул. Две тысячи совернов! Это ж… две тысячи сто паундов, либр, то бишь. Или сорок две тысячи скеллингов. Грузчиком мне столько не заработать и за сто лет… и за двести не заработать, если при этом ещё что-то есть, носить и пить. Хм, кого бы ограбить?
— Эй-эй! Грым, не надо так на меня смотреть, — всё ещё с улыбкой на устах, но явной тревогой в глазах, произнёс Дорвич, отвлекая меня от меркантильных мыслей. — Поверь, мой синий друг, любая проблема всегда имеет больше одного решения. В конце концов, ты же сам говорил, что после приступов у тебя часто проясняется сознание и ты вспоминаешь всё больше и больше моментов своего прошлого. Так, глядишь, потерпишь, и тебе помощь мага вовсе не понадобится, а?
— Да понял я, понял, — прощёлкал я на турсском и… — Доктор, а не знаете, какие способности имеются у турсов?
— Из достоверно известных — телекинез, — пожал плечами Дорвич. — Что у огров, что у турсов. Правда, у первых это пока лишь свойство, зато турсы обладают ярко выраженной тренируемой способностью. А что, хочешь попробовать?
[1] Хафла — обиходное название женщин расы хафлингов, свойственное туврской «низкой» речи.
Часть 2. На толстых синих мягких лапах. Глава 1. Ученье — свет, неучёных тьма
Мерно тикают часы на каминной полке, бронзовая красавица с кувшином в руках лукаво смотрит сапфировыми глазами на задумчивого хозяина гостиной, застывшего в кресле с книгой в руке. Едва парит в чашке горячий чай, пока ещё не сдобренный терновым бальзамом, а у дверей каменным изваянием застыл молчаливый дворецкий. Этот вечер в рестэндской квартире доктора Дорвича мало отличался от сотен уже миновавших. Но всё же… всё же, отличался.
— Капс, будь любезен, наведайся завтра к мэтру Тарди. Отдашь ему обучающий артефакт и тетрадь с заметками по его работе… Последнюю найдёшь на моём рабочем столе, — отвлёкшись от размышлений, протянул доктор Дорвич и, отхлебнув из белокипенной фарфоровой чашки терпкий чай, вновь уставился на горящий в камине огонь. — И не забудь передать ему мою благодарность, а так же надежду на то, что сделанные мною записи позволят улучшить работу его творения.
— Как прикажете, гейс, — кивнул дворецкий, открывая дверь в коридор, но замер на пороге. — Позвольте уточнить?
— Слушаю, — отозвался хозяин дома.
— Этот синекожий господин более не почтит нас своим присутствием? — осведомился Капс.
— Отчего же? — доктор перевёл взгляд на изображающего воплощённую невозмутимость дворецкого, и еле заметно усмехнулся. — Пусть наши занятия турсским языком и закончены, но это не значит, что я более не буду рад видеть Грыма у себя в гостях.
— Как скажете, гейс, — дворецкий неслышно вздохнул. В отличие от самого доктора, Капс относился к новому знакомцу хозяина с изрядным предубеждением. И пусть за тот месяц, что синекожий нелюдь ежедневно посещал доверенную Капсу квартиру в Рестэнде, гигант так ничего не сломал, не разрушил и не украл, но… дикарь же! Кто знает, что ему взбредёт в голову. Так что, новость о том, что хозяин по-прежнему будет рад видеть этого синего в своём доме, дворецкого не обрадовала. Хорошо ещё, что с окончанием их занятий дикий нелюдь станет реже заглядывать в гости, и, может быть, перестанет, наконец, объедать уважаемого доктора. В конце концов, иберийская сухая ветчина или южно-франконский голубой сыр — это совсем не та еда, к которой дикарям следует тянуть свои синие лапы-лопаты. Подумать только, да он за единственный визит сжирает господских продуктов на полпаунда, не меньше! И ведь доктор даже ничего не говорит по этому поводу. Словно всё так и должно быть!