Наплевав на травмированного и наполовину выведенного из строя бойца, развернулся и едва успел поднять топор, чтобы не лишиться головы от удара меча. Броня на этом воине была другая, на груди красовалось стилизованное изображение солнца на светлом фоне, такое же я видел и на форме Эллисы, и на многих палатках в лагере. Похоже, это был союзник.

И, судя по его удивлённому взгляду, он тоже понял, что тут что-то не так, и что на имперца я не слишком похожу. Вот только останавливаться и разбираться, кто кому друг, а кто — враг, было некогда. С левого бока я ощущал поглотителя уже метрах в четырёх, сзади, очухавшись от своего странного ступора, неслась первая эволюция. А так как мне по большому счёту было плевать на воинов отряда Эллисы, я не стал пытаться объединиться или договориться.

Крутанувшись на пятках вокруг бойца и уйдя вбок, я подставил его под бросок поглотителя. А когда тварь вцепилась своими зубами в плечо до сих пор недоумевающего, а потому не успевшего отреагировать бойца, со всего размаху опустил новый топор поглотителю прямо на череп. У этой твари “сердце” находилось в мозгу.

Боец зашипел от боли, но броня из толстой кожи с металлическими вставками, похоже, по большей части спасла его, и особого урона поглотитель не нанёс. И ко мне у него явно появились некоторые претензии, потому как на меня он глянул полным гнева взглядом. Однако, похоже, он оказался достаточно умён, чтобы не начинать выяснять отношения здесь и сейчас.

Наоборот, сбросив с плеча обмякшее тело поглотителя, он сделал всего один шаг и хлёстким ударом клинка наполовину срубил голову имперцу со сломанной мной рукой. Вот только времени на то, чтобы хвалить его за этот удар у меня не было. У меня на подходе была другая, куда более серьёзная проблема.

Выскочившая из тумана первая эволюция на этот раз действовала куда стремительнее и безумнее. Похоже, потеря уже двух энергетических средоточий из трёх заставила её переосмыслить свои взгляды на жизнь. Бешено размахивая своими длиннющими руками, она устремилась на нас, явно намереваясь снести обоим головы или по крайней мере хорошенько подрать.

На лице бойца, увидевшего этого монстра, отразилась секундная паника, но потом он взял себя в руки и даже приготовился встретить первую эволюцию. Вот только, в отличие от меня, у него не было преимущества в виде укреплённого и усиленного пожираемыми червями тела. Он оставался обычным, пусть и неплохо тренированным человеком, и сравниться с первой эволюцией в силе для него не было реально.

Первый же удар длинных когтей левой лапы, который он принял на свой меч, откинул его в сторону. И, судя по хрусту, что я услышал, одна, а может и сразу обе его руки оказались сломаны. Однако пауза в движениях первой эволюции, которую он создал, стала решающей.

Ударив топором плашмя, будто бейсбольной битой, я попал точно по правой лапе твари, отбрасывая её в сторону и открывая мне прямой доступ к её корпусу. После чего, мысленно матеря самого себя за идиотизм, я высоким прыжком подбросил свои метр шестьдесят до двухметровой высоты первой эволюции, крепко-накрепко вцепился в неё руками и ногами, а затем, стараясь не думать о том, какую хрень творю, впился зубами прямо в правую ключицу, туда, где прямо под кожей находилось последнее “сердце”.

Шкура первой эволюции была реально очень жёсткой, я будто подошву кирзача укусил. Однако у меня уже был большой опыт в прокусывании всякого. И уже через секунду терзания шкуры твари, я ощутил, как мои зубы начали входить в мясо.

Вот только монстру явно не пришлось по нраву то, что я пытался сделать. Сначала его собственные клыки впились мне в плечо, а потом по спине ударили острые когти. Я ощутил, как трещат и гнутся рёбра, как превращается в лоскуты кожа и плоть под ней, как всё тело, несмотря на выработанную нечувствительно, пронзает дикая боль. Однако хватку не только не ослабил, но, наоборот, подстёгнутый адреналином и болью, вгрызся в тело первой эволюции ещё сильнее.

И второго удара тварь нанести уже не успела. Мои зубы сомкнулись, оставляя у меня во рту кусок шкуры, немного мерзкого, будто бы гниющего, мяса, и половину чего-то круглого и очень непонятного.

Больше всего это походило на маленькие шарики, с которыми делали коктейли. Мягкая, чуть пружинящая текстура, разве что всё-таки более резиновая, чем начинка для прохладительного напитка. А ещё неожиданно восхитительный вкус, лучше которого я не пробовал ничего и никогда. Какой-то ультимативно сочный, максимально мясной, будто бы в шарик размером с крупную жемчужинку запихнули целый стейк, он разлился по моему рту, в секунду перебив и жёсткое безвкусие шкуры, и гнилую мягкость плоти.

А затем, пролившись в горло и по пищеводу — в желудок, взорвался гаммой совершенно поразительных ощущений. Обмякшее тело первой эволюции начало заваливаться назад, увлекая меня за собой. Однако мне в этот момент было плевать и на это, а на что бы то ни было иное.

Моё тело будто бы погрузили в кипящее молоко, а потом заковали в лёд. А потом начали повторять этот цикл по кругу, всё ускоряя и ускоряя темп. И, хотя это было дико больно и я почти что слышал, как скрипят и трескаются мои зубы, в тот же момент я ощущал невероятный кайф. Как если бы я прыгнул в сугроб после жаркой бани, но в сто, в тысячу, в миллион раз больший.

И откуда-то я совершенно точно знал, что это было. Такой эффект производил не сам себе шарик, и бывший, очевидно, тем самым “сердцем”. Причиной того, что каждая клеточка моего тела испытывала сейчас одновременно адскую муку и райский экстаз, была невероятно простая, но в тоже время невероятно важная вещь.

СИЛА.

Человеческое тело имело пределы. Благодаря улучшающимся с каждым годом способам тренировок, правильному питанию, всё лучшему и лучшему инвентарю мировые спортивные рекорды побивались каждый год. Когда-то поднять пятьсот килограммов казалось чудом — сейчас поднимали шестьсот. Когда-то прыгнуть на два метра казалось невозможным — сейчас рекорд далеко превысил эту высоту. Пируэты и развороты, исполняемые современными гимнастами и легкоатлетами сто лет назад показались бы какой-то мистикой.

Сила, скорость, ловкость — люди становились лучше во всём этом поколение за поколением. Вот только при этом каждый прекрасно понимал, что поднять две тонны, прыгнуть