Шрифт:
Закладка:
– О, я уверен, что у тебя все получится, – сказал я и только потом понял, как глупо это прозвучало: как будто мы обсуждали танец. – Ты ведь по-настоящему красивая.
Она задула лампу и поцеловала меня в щеку.
– Спасибо. Вы уверены, что не хотите лечь со мной?
– Нет, все отлично. Может быть, в другой раз. – Я дал ей еще пять долларов, чтобы она оставила их себе.
– Не думайте, что я не видел, как вы ускользнули с этой малышкой, – сказал Толли, когда я вернулся к нашему столику. – Черт возьми, Джайлс, вы времени даром не теряете.
– Она не шлюха, – с казал я. – О на славная девочка. Мы просто поболтали.
– Не шлюха? – Толли посмотрел недоверчиво. – Просто поболтали? Бог ты мой, неужели вы хотите сказать, старина, что не сделали свои грязные делишки? – Он от души рассмеялся. – Ну, вы еще наивнее, чем я предполагал. И пари держу, что вы ей заплатили.
– Заплатил, правда, – ответил я. – Дважды. Знаете, Толли, вы росли в богатой семье, у вас всегда было все, чего вы хотели. Вы, наверное, и не подозреваете, что некоторым приходится делать то, чего им совсем не хочется, чтобы прокормиться.
– Ну разве это не чудесно? – продолжал насмехаться Толли. – Юный мастер Джайлс спасает барышню в беде. Однако избавьте меня от поучений, прошу вас. У каждого свой крест, даже у детей из богатых семей, например у меня.
Выпив еще по паре рюмок мескаля, мы с Толли вышли из кантины и направились назад, в Дуглас. День выдался длинным, я страшно устал и как-то внезапно сильно опьянел. В холодном ночном воздухе над горами вставала луна, в ее бледном свете мескитовые деревья и пышные кусты отбрасывали на пустыню тонкие черные тени. В спину нам светили желтые огни Агуа-Преты, а впереди выли на луну койоты, и их высокие дребезжащие рулады причудливо переплетались с доносившейся из многочисленных заведений музыкальной какофонией.
Нетвердой походкой возвращался я в гостиницу со странным, головокружительным, пьянящим чувством того, что этой ночью дверка в детство навсегда захлопнулась за моей спиной и что ничто никогда уже не будет прежним.
La niña bronca
Билли Флауэрс отвернулся и принялся искать в седельной сумке рубашку, чтобы прикрыть наготу маленькой язычницы. Потом снова повернулся, чтобы посмотреть, отчего вдруг взволновались, начали скулить и рваться с цепей собаки, и обнаружил, что она исчезла. Он не видел ее саму, не слышал звука ее шагов, ни шороха изорванного платья, которое мятой кучкой лежало на траве, словно она просто-напросто растворилась внутри него.
На какое-то мгновение, которое, правда, быстро прошло, он вообразил, что она – бесплотный дух. Но Билли Флауэрс не слишком верил в сверхъестественное, он придерживался представления о том, что за души людей сражаются Бог и Сатана.
То, как стояли собаки, подсказало Билли, в каком направлении скрылась девочка. Он внимательно посмотрел в ту сторону, стараясь уловить взглядом малейшее движение на скалах над рекой, нет, даже малейшее напоминание о движении. Этого оказалось достаточно. Он подумал было спустить собак, однако отказался от этой мысли, потому что знал: если собаки настигнут девочку, то непременно загрызут, и тогда он сам станет убийцей. Вместо этого он взял конец цепи, на которой сидела некрупная пятнистая сучка по кличке Квинни, и пристегнул к своему ремню. Потом наклонился, подобрал лохмотья платья и сунул собаке под нос. «Ну, Квинни, теперь ты мне выследишь девчонку», – пробормотал Билли. Он обмотал конец цепи вокруг луки седла и подсадил собаку. Она повертелась, устраиваясь поудобнее. Иоанн Креститель, давно привыкший к собакам на своей спине, даже не вздрогнул. Флауэрс взгромоздился в седло позади Квинни.
Билли понимал, что, имея фору, девочка легко убежит от него пешего. Не собирался он преследовать ее и по скалам, явно непроходимым для мула. Вместо этого он проехал вдоль реки до первого же арройо, сбегавшего вниз с холма. Здесь он остановился.
Иоанн Креститель был лучшим мулом в жизни Билли Флауэрса. Казалось, он понимал, куда они направляются, даже раньше хозяина и всегда выбирал наилучший путь к цели. Сильная и выносливая животина отлично знала предел своих возможностей и шла так далеко и так быстро, как только позволял инстинкт самосохранения, причем иной раз гораздо дальше и быстрее, чем мог ожидать Билли Флауэрс. Кроме того, мул всегда и с полной определенностью давал хозяину понять, что дальше идти не может. Флауэрс уважал мнение Иоанна Крестителя и никогда не понуждал его делать то, от чего животное отказывалось.
Там, где арройо взбирался на хребет, ступени оказались очень крутыми; мул тяжело дышал и мелко перебирал копытами, стараясь не поскользнуться и не съехать вниз на крупе. Билли Флауэрс пригнулся к самой шее умного животного, буквально распластав под собой собаку и думая лишь о том, чтобы как можно равномернее распределять свой вес. «Иоанн хороший мальчик, – нежно, словно отец, шептал он в ухо мулу, – мой хороший, постарайся, да, мой Иоанн».
На последних шажках собачья цепь плотно опутала мула, как кольчуга средневекового рыцаря. Иоанн Креститель достиг подножия хребта, сделал несколько мелких шажков и остановился. Бока животного тяжело вздымались. «Отлично сработано, мой мальчик, – приговаривал Билли Флауэрс, гладя кожаную шею. – А теперь ты останешься здесь». Он сбросил на землю Квинни, спешился сам, спутал мулу передние ноги, отвязал от луки седла лассо, взял в руки кнут. «Подожди нас здесь, Иоанн, мы скоро вернемся вместе с маленькой язычницей». Охваченный охотничьим азартом, который не угасал в нем вот уже более шестидесяти лет, Билли Флауэрс даже не остановился, чтобы спросить себя самого: почему ему так важно изловить девочку?
Флауэрс понимал, что находится выше по склону, чем она, что она, вероятно, двинется в сторону, в скалы, ища расселину или пещеру, в которой можно спрятаться. Он не думал, что она устремится прямиком вверх, наоборот, был уверен, что она попытается найти место, где можно залечь,