Шрифт:
Закладка:
Ведь теперь пока новый проект не будет предоставлен в министерство ни о какой сделке и речи быть не может. А если переориентировать предприятие на новый план, то инвестиций потребуется гораздо больше и покупка предприятия окажется весьма сомнительным делом.
Как бы то ни было, Рыков обвиняет в том что произошло меня, а испытываю двойственные чувства. С одной стороны, я радуюсь, что у завода появляется шанс, с другой — огорчаюсь, оттого что подвела босса…
— Саша, — говорит он водителю, когда мы садимся в машину, — меня сейчас высадишь у «Ивушки», я пообедаю, а ты пока Дарью Андреевну отвезёшь в гостиницу. Ей надо номер освобождать.
— Розанова, — оборачивается он ко мне, — твоя командировка завершается. Вылетаешь сегодня вечерним рейсом. По билетам с тобой свяжется Подгорный. Программу, над которой вы работаете с Лозманом, не останавливать. А всю эту ахинею, что нёс Протоков, мы разумеется отменим, хотя придётся потратить силы, время и деньги. Очень дорого ты мне обходишься в последнее время, очень дорого…
Мы подъезжаем к большому зданию, и Рыков выходит, не говоря ни слова. Но прежде чем захлопнуть дверцу, он задерживается и бросает на меня взгляд.
— Вот что ещё скажу. Лозман, конечно, не Сурганов, но я хочу тебя предостеречь от тесных контактов с ним. Поверь мне, это совсем не тот человек которому ты можешь доверять.
Он поворачивается чтобы уйти, но снова задерживается и снова оборачивается.
— И вот ещё что, то розовое платье ну…в общем не забудь его взять с собой оно тебе идёт, просто на встречу с Сургановым идти в нём было нельзя.
Дверка захлопывается и я еду в отель. Ну а что я ожидала, что он будет держать меня за ручку и говорить какая я молодец и как хорошо подготовилась? Или это не моя вина, что Сурганов такая сволочь и мразь и ещё то, что он просто счастлив встретить меня, такую умную красивую и нежную?
Рыков верен себе и волнует его только его бизнес, и я вообще должна быть счастлива и благодарна, что он не отдал меня в жертву своему золотому тельцу. А мне достаточно в качестве благодарности розового платья вот этого костюма, пары туфель и платья Шапокляк.
И, как бы то ни было, лить слёзы я точно не буду. Ну, может быть, только вот эти две глупые слезинки которые почему-то прямо сейчас текут по щекам. Я достаю платок и вытираю глаза.
.
Самолёт касается посадочной полосы, чуть подпрыгивает, шумит и катится по бетонным плитам в сторону здания аэровокзала. За иллюминаторами начинает светать, сейчас половина седьмого. Багажа у меня нет, только ручная кладь, поэтому, уже минут через 40 я могу быть дома. Представляю, как выйду, возьму такси и понесусь по утренним полупустым улицам.
В груди как-то неуютно и пусто. Чуть больше, чем за день я пережила столько всего, что, может быть и за всю жизнь со мной не случалось. И вдруг от этого даже следа не осталось, даже разговора, даже намёка на то, что мы вместе пережили… Идиот… Дурак… Бесчувственный болван…
Вместе с другими пассажирами я вхожу в здание аэропорта и, не глядя по сторонам, направляюсь прямиком к выходу в город.
— Даша! Даша! — внезапно окликается меня кто-то. Я оборачиваюсь на голос и вижу Лозмана с большим букетом лилий.
— Ты что, не рада встрече? — с показным укором спрашивает он. — А я вот ночей не спал, все глаза проглядел, не летит ли моя милая. Ну что не так, ты чего как бука?
— Да бабушка лилии не очень любит. Розы всё-таки лучше, ну или там пионы какие-нибудь. Лилии голову дурманят.
— Какая бабушка? — удивляется Лозман.
— Да моя бабушка, Клавдия Степановна.
— Ну и заноза же ты, Дарья, смеётся он. Ну иди обниму, скучал я без тебя. Как ты там, покорила Москву?
Он подходит ко мне и сжимает в объятиях. И мне кажется, та тёмная тяжесть, что скопилась во мне после расставания с Рыковым, отступает, рассеивается, и на сердце становится теплее.
— Ну что поехали? — спрашивает Лозман.
— Куда это ты хочешь меня отвезти?
— К бабушке, конечно, к Клавдии Степановне.
Мы садимся в машину, и Лозман без умолку болтает. Мне не делается легко, просто немного легче. И я ему очень благодарна, за то что он здесь. Когда мы уже подъезжаем к дому, раздаётся телефонный звонок. Это Рыков. Только начала о нём забывать, а он тут как тут. Ёлки…
— Слушаю, Роман Григорьевич.
— Ты долетела?
— Да. А вы что не спите, у вас же ночь глубокая?
— Ты уже дома? — игнорирует он мой вопрос.
— Нет ещё, подъезжаю.
— На чём ты едешь?
Я немного тушуюсь, не зная, что сказать и делаю небольшую паузу.
— На такси…
— На такси или на Лозмане?
Да что ж такое!
— На такси.
— А ну-ка, включи видео. Я хочу посмотреть.
Это как-то уж совсем интересно… Что за пунктик, по поводу Лозмана? И вообще, какое ему дело? Или он действительно думает, что владеет мной, как вещью и в любой момент может требовать всё, что угодно. Короче говоря, какого хрена!
— Роман Григорьевич, вы меня простите, но у нас что с вами, реалити шоу? У меня в контракте ничего об этом не сказано.
— Значит, с Лозманом! — гремит он. Не оглохнуть бы.
— Ну что вы, в самом деле. Он у вас просо из головы не выходит.
— Дай ему трубку!
— Извините, мы уже подъехали, мне расплачиваться надо.
Я отключаю телефон.
— Ну? — смотрит вопросительно Лозман.
— Что?
— Расплачивайся, ты же сама сказала.
— И сколько вы желаете, Борис Маркович?
— Я думаю не о материальном.
— Ну тогда, может быть, вы удовлетворитесь просто волшебным словом?
— Ладно, на этот раз удовлетворюсь, говори.
— Спасибо, Борис Маркович, очень здорово что вы меня встретили и подвезли к самому дому, но я слишком устала, и пожалуй уже пойду.
— Между прочим, по результатам твоей поездки у Тимура Сурганова внезапно начались страшные проблемы по линии налоговой, а перед этим несколько партнёров вышли из его бизнеса. И знаешь, чьих это рук дело?
— Ваших?
Он кивает.
— И это ещё далеко не всё, что предстоит ему испытать на пути к разорению. Ты можешь что-нибудь об этом сказать? Ведь это был единственный наш реальный покупатель, а мы его как-то внезапно начали гасить. Ничего шеф про это не говорил?
— Ну это, я думаю, лучше вам прямо у него спросить.
— Ну да, ну да, ты права, это я так, вдруг ты чего слышала… Ладно, тогда я поехал. Ты во сколько придёшь сегодня?