— Ну, ты готова?

— Почти.

— Выходи.

Я отодвигаю тяжёлую портьеру и выхожу с недовольной гримасой, типа, ну вот, что я говорила. Платье полный отстой.

— Отлично! То, что нужно.

Я аж рот открываю.

— Вы издеваетесь, что ли? Я в нём на Шапокляк похожа!

— Платье здесь не причём.

— Что?!

Это уже наглость!

— Девушка, — окликает продавца Рыков, — нам ещё туфли нужны вот под это платье. Розанова, какой размер у тебя?

— Не скажу, я в своих пойду.

— Не зли меня. Какой размер, тебя спрашивают.

— Тридцать седьмой.

— Тридцать седьмой, принесите.

— Вы как хотите, но я в этом платье никуда не пойду. Посмотрите. Это просто позорище. Я не знаю, зачем вам это нужно, но это не платье, а настоящий кошмар. Ткань грубая, сидит плохо, фасон вообще древний. Оно мне кожу царапает! В общем, моё слово «нет»!

Бред какой-то, и что-то мне уже надоело в нём участвовать. Я возвращаюсь в кабинку и тянусь к молнии. Ещё и не расстегнёшь… Хоть проси босса помочь.

— Возможно, ты до одиннадцати вечера хочешь платье выбирать, но у нас очень мало времени. Это вполне приличное, мне нравится, так что быстро выходи!

Ага, сейчас прямо. Не заставишь ты меня в этом уродстве идти. Я уже почти стягиваю его с себя, когда штора, закрывающая примерочную отлетает в сторону и я вижу гневного Рыкова.

И он тоже меня видит.

Руки мои заведены за спину, поэтому выставленная вперёд молодая девичья грудь без бюстгальтера оказывается в зоне его прямого обзора.

Он некоторое время смотрит на мои прелестные перси, потом на моё ошарашенное лицо с открытым, кажется, ртом и, догадывается-таки выйти вон.

— Розанова! Почему где ты, там всегда бардак?

Чуть помолчав, он добавляет:

— Ладно, всё равно разделась уже. Можешь другое платье выбрать.

Да идите вы со своими платьями! Я теперь отсюда вообще не выйду!

— Ты слышишь меня?

Слышу. Лучше бы никогда не слышала. Я опускаюсь на пол, прижимаю колени к груди и плачу, тоненько, как котёнок.

Сначала он молчит, а потом, похоже, догадывается, что это за звуки. Я закрываю рот рукой, но уже поздно.

— Даша, ну ты чего… Ты плачешь что ли?

Позорище… А грудь-то у меня маленькая совсем. Нет, точно не выйду отсюда. Никогда. Буду вот так сидеть, пока не скончаюсь от голода и жажды… Он назвал меня по имени? Даша? Нет, показалось…

— Даша… Ну… прости меня…

Чего? Прости меня? От неожиданности вся моя жалость к себе вмиг улетучивается и ручеёк из слёз пересыхает. Он извинился? Я не ошиблась? Первый раз такое. Нет, даже поверить не могу.

— Слушай, ну я не ожидал, что ты уже разделась. Извини, ладно? Давай, бери другое платье и пошли. Нельзя нам опаздывать.

И почему я такая добрая? Я глубоко вздыхаю, надеваю первое подвернувшееся платье из кучи и выхожу. Выглядит нормально. Не знаю… Потянет.

— Ну вот, отлично. Давай, переобувайся.

Туфли неплохие. Если честно, просто шикарные. И удобные. Таких у меня в жизни не было и вряд ли ещё будут, они стоят, как самолёт. Ладно уж, не буду капризничать.

— Розовое платье, упакуйте, пожалуйста, дама пойдёт в новом. И туфли тоже.

Ого! Дама! Вот что вид женской груди делает даже с закоренелым строптивцем.

.

— Значит так, — говорит мне Рыков, когда мы поднимаемся в лифте в какой-то несусветно крутой ресторан. — Ужинаем с Сургановым. Зовут его Тимур Сергеевич. Это такой очень непростой человек. Он в мебельной отрасли с девяностых работает, настоящий зубр. Я хочу продать ему твой завод.

— Продать?

— Ну разумеется, не век же мне с вами нянчиться. Вздохнёте свободнее. Сейчас по-быстрому всё перестроим и отдадим ему конфетку. Все довольны, все в прибыли.

— Кроме тех, кого сократят.

— Да, кроме них. Но тут ничего не поделать. Закон джунглей. В общем, сегодня мы условия сделки обсуждать не будем, но о заводе разговор обязательно зайдёт, будь наготове, не тормози. Ситуацией ты владеешь, да?

— Владею.

— Хорошо. Сильно не зажимайся, первоклассницу не изображай, но и не наглей, как обычно.

— Что?!

— Ладно-ладно, не напрягайся. Короче, всё поняла?

— Рта не раскрою.

— Ну-ну. Выходи.

Мы выходим из лифта и идём в зал. Здесь неимоверно красиво, современно и без пафоса. Огромные панорамные окна открывают вид на вечернюю Москву. Аж дух захватывает. Нас подводят к столику, за которым сидит мужчина с прямым, вызывающим взглядом.

У него короткая стрижка и густая борода, карие глаза, перебитый нос. Возможно, боксом занимался. При нашем появлении он встаёт. Ого какой огромный, человек-гора. Под костюмом скрывается тело античного атлета. Он протягивает руку сначала Рыкову, а потом мне. При этом смотрит так, будто в мозг проникает.

— Тимур, — говорит он и чуть сжимает мою кисть. Ничего себе у него лапища.

— Дарья, — отвечаю я, не отводя глаз, хотя это ох, как непросто. — Очень приятно.

— Это моя помощница, — представляет меня Рыков. — Дарья занимается нашим заводом.

— Из твоей команды?

— Нет, непосредственно с предприятия.

— Так там же Большаков. Его, наверное, нужно было позвать? Вы давно работаете?

— Большаков твой угробил завод, так что его звать мы точно не будем, — вступает Рыков. — Дарья понимает и знает производство гораздо лучше, хотя проработала там всего пять лет.

— И кем?

— Я была секретарём генерального.

— Да? — говорит Сурганов чуть удивлённо и слегка поднимает брови. — Секретарём?

Мы усаживаемся за стол.

— Как там Ирина? — спрашивает Рыков.

— Да в принципе неплохо, спасибо. Она с семьёй ездила в круиз, ну и приболела. Вернее, они все там заболели, но, слава Богу, вроде ничего серьёзного.

— Хорошо. Привет передавай, пусть выздоравливает. Я ей книжку принёс, которую обещал, передай, пожалуйста.

— Передам. Это директор моего офиса, — поясняет Сурганов мне. — Они учились вместе.

Мы заказываем еду и разговариваем о вещах, не касающихся завода — о курсе, о перестановках в правительстве, о целевых программах и прочем. Вернее, говорят мужчины, а я помалкиваю. Замечаю на себе короткие заинтересованные взгляды Тимура Сергеевича. Кажется, он не понимает, с чего бы секретарша Большакова оказалась за этим столом. Даже если она любовница Рыкова, всё равно это странно.