не только нас как личности, но и все в нашем мире. Можно сказать, что тональ – это все, что встречает глаз. Мы начинаем растить его с момента рождения. Но тональ создает мир, только образно говоря. Он не может создать или изменить ничего, и тем не менее он делает мир, потому что его функция состоит в том, чтобы судить, свидетельствовать и оценивать (наблюдать, быть наблюдателем – А.Н.). Я говорю, что тональ делает мир, потому что он свидетельствует и оценивает его… Очень странным образом тональ является творцом, который не творит ни единой вещи, другими словами, тональ создает законы, по которым он воспринимает мир, так что, образно говоря, он творит мир.

Тональ – это остров, – далее объяснил он. – лучший способ описать его, это сказать, что тональ – вот это.

До Хуан очертил рукой середину стола.

– Мы можем сказать, что тональ как столешница этого стола, остров, и на этом острове мы имеем все. Этот остров фактически мир. Есть личные тонали для каждого из нас, и есть коллективный тональ для всех нас в любое данное время, который мы можем назвать тоналем времен.

Он показал на ряд столов в ресторане.

– Взгляни, каждый стол имеет одни и те же очертания. Определенные предметы есть на каждом из них. Индивидуально они, однако, отличаются один от другого. За одними столами больше людей, чем за другими, на них разная пища, разная посуда, различная атмосфера, и, однако, мы должны согласиться, что все столы в ресторане очень похожи. Та же самая вещь происходит с тоналем. Мы можем сказать, что тональ времен это то, что делает нас похожими точно так же, как все столы в этом ресторане похожи. Каждый стол тем не менее это индивидуальный случай, точно так же как личный тональ каждого из нас. Однако, следует иметь в виду тот важный момент, что все, что мы знаем о нас самих и о нашем мире, находится на острове тоналя. Понимаешь, о чем я говорю?

– Если тональ это все, что мы знаем о нас и нашем мире, что же такое нагваль?

– Нагваль – это та часть нас, с которой мы вообще не имеем никакого дела.

– Прости, я не понял.

– Нагваль – это та часть нас, для которой нет никакого описания. Нет слов, нет названий, нет чувств, нет знания.

– Не говоришь ли ты, что нагваль – это ум?

– Нет, ум – это предмет на столе, ум – это часть тоналя. Скажем так, что ум – это чилийский соус.

Он взял бутылку соуса и поставил ее передо мной.

– Может нагваль – душа?

– Нет, душа тоже на столе. Скажем, душа – это пепельница.

– Может это мысли людей?

– Нет, мысли тоже на столе. Мысли – как столовое серебро. Он взял вилку и положил ее рядом с чилийским соусом и пепельницей.

Я продолжал перечислять возможные способы описания того, о чем он говорит: чистый интеллект, психика, энергия, жизненная сила, бессмертие, принцип жизни. Для всего, что я называл, он нашел предмет на столе как противовес и ставил его передо мной, пока все предметы на столе не были собраны в одну кучу…

– Если нагваль не является ни одной из тех вещей, которые я перечислил, то, может быть, ты сможешь рассказать мне о его местоположении. Где он?

Дон Хуан сделал широкий жест и показал на область за границами стола. Он провел рукой, как если бы ее тыльной стороной очищал воображаемую поверхность, которая продолжалась за краями стола.

– Нагваль там, – сказал он. – Там! Он окружает остров. Нагваль там, где обитает сила. Мы чувствуем с самого момента рождения, что есть две части нас самих. В момент рождения и некоторое время спустя мы являемся целиком нагвалем… Затем тональ начинает развиваться и становится совершенно необходимым для нашего функционирования. Настолько необходимым, что он замутняет сияние нагваля. Он захлестывает его. С того момента как мы становимся целиком тоналем, мы уже ничего больше не делаем, как только взращиваем его…

Тональ начинается с рождением и кончается со смертью. Но нагваль не кончается никогда. Нагваль не имеет предела»[13]

Самые сметливые читатели уже поняли: тональ – это весь окружающий нас реальный мир, включая нас самих, нашу личность, которая в этом мире выросла и сформировалась. И одновременно сформировала сама этот воспринимаемый нами договорной мир, про который вне наблюдения и наблюдателя мы сказать ничего не можем (просто некому говорить). А нагваль – это неописуемый квантовый океан потенции и всевозможности, в котором нет ничего реального, но только он один по-настоящему реален! Из этого океана возможностей возникаем мы и окукливаемся в то, что по привычке называем реальным миром, который окружает каждого из нас коконом личного восприятия. Вот как описывает это старый индеец:

«Маги говорят, что мы находимся внутри пузыря. Это тот пузырь, в который мы были помещены в момент своего рождения. Сначала пузырь открыт, но затем он начинает закрываться, пока не запаяет нас внутри себя. Этот пузырь является нашим восприятием. Мы живем внутри этого пузыря всю свою жизнь. А то, что мы видим на его круглых стенах, является нашим собственным отражением».

– А вы читали Кастанеду? – спросил я однажды Менского, когда в очередной раз мы сидели в кафе Дома ученых на Пречистенке и, как обычно, разговаривали про странности квантовой механики.

Оказалось, читал. Но книг у Кастанеды много и, видимо, до нужной – той, где говорится о тонале и нагвале, Михаил Борисович так и не добрался. Но, по сути, доктор физических наук говорил о том же самом, что и старый индеец из племени яки.

Так чем же дополнил добрый Менский концепцию Эверетта? И как вписал сознание в свою картину мира?

Физик-теоретик Менский пошел на радикальный шаг. Он сказал, что разделение альтернатив, которое мы называем коллапсом волновой функции – это и есть сознание. И скромно назвал данный теоретический конструкт расширенной концепцией Эверетта, а я, отдавая должное этому замечательному человеку, называю сию идею концепцией Эверетта-Менского.

Менский, как вы уже поняли, отождествил сознание и редукцию волновой функции. Он заявил буквально следующее: наш мир – квантовый в своей основе, а в квантовом мире редукции нет, она есть только в сознании. Собственно говоря, сознание и есть редукция, именно поэтому мы и видим только один вариант развития квантовых событий и не видим остальных.

Более того, по Менскому,