далека от того, чтобы сделать шаг в сторону. Даже замышляя побег, что случалось с учащающейся периодичностью, мысль о побеге диктовалась не желанием избавиться от Сережи, а скорее необходимостью что-то изменить в порядке вещей, защититься от его тайных пыток, которые, по слепоте, не свойственной мне впоследствии, с Сережей как таковым не ассоциировались».

По сложившейся традиции, Сергей повел знакомить свою новую избранницу с мамой. Норе Сергеевне, что и понятно, Ася категорически не понравилась. Не отступая от своих правил, она сразу же дала ей ироническую (не без язвительности) характеристику, но Сережа, что называется, «не повелся» и проявил настойчивость, которая в марте 1962 года закончилась свадьбой.

Этот семейный обряд Асетрина описала тоже довольно саркастически: «На нашей свадьбе, сыгранной в ключе патриархально-поминальном… присутствовало несколько кем-то оповещенных гостей, включая Нору Сергеевну, захваченную, кажется, врасплох и с большим опозданием… Хотя брачной ночи по контракту не предусматривалось, в ритуал свадьбы был включен утренний променад по Невскому проспекту с необозначенной целью, которая, как известно, оправдывает средства. При встрече с первым же вступившим с ним в контакт знакомым Сережа театрально вскинул руки в направлении моей персоны и, улыбаясь своей чарующей улыбкой, произнес заготовленный для этого случая афоризм:

– Знакомьтесь, моя первая жена Ася, – тем самым оставляя за собой место на Олимпе новых пороков: – Я буду женат дважды, и оба раза счастливо».

По воспоминаниям друзей Довлатова, он был влюблен неистово, даже безумно, то есть так, как и подобает творческому человеку, примеряющему на себя образ литератора, прозаика и поэта.

Боязнь потерять Асю, в чем признавался сам Сергей, вдруг выявила в нем черты, о которых он раньше, вероятно, и не догадывался – он стал ревнив, подозрителен, назойлив, невыносимо заботлив. Постоянные сердечные муки доводили его порой до исступления, но при этом они были ему необходимы для поддержания внутреннего творческого экстаза, когда рутина повседневной советской жизни не просто отходила на второй план, а вообще превращалась в ничто. Эта болезненная, истерическая свобода виделась единственно возможный способом существования, все же остальное было предательством и компромиссом.

«Я без конца думал о (ней)… Жил без единой минуты равнодушия. А, следовательно, без единой минуты покоя. Я боялся ее потерять. Если все было хорошо, меня это тоже не устраивало. Я становился заносчивым и грубым. Меня унижала та радость, которую я ей доставлял. Это, как я думал, отождествляло меня с удачной покупкой. Я чувствовал себя униженным и грубил. Что-то оскорбляло меня. Что-то заставляло ждать дурных последствий от каждой минуты счастья»

(Сергей Довлатов, «Филиал»)

В это время Довлатов окончательно бросил университет, совершенно не понимая, как в таком состоянии можно сидеть на лекциях, готовиться к семинарам по латыни или штудировать «Калевалу» в подлиннике.

Известен случай, когда Нора Сергеевна тайком от Сережи ходила к завкафедрой финно-угорской филологии, профессору Зинаиде Михайловне Дубровиной и со слезами просила помочь ее сыну. Но как тут поможешь, когда после этого разговора на кафедре Довлатов больше не появился? Он перевелся на русское отделение.

Дмитрий Дмитриев вспоминал:

«Я видел, что Сережа в нее был очень сильно влюблен и пользовался взаимностью. Но их любовь была основана на противостоянии и потому стала нелегким испытанием для обоих. Сережа очень ревновал Асю (она пользовалась большим успехом) и заставлял ее, в свою очередь, ревновать. Оба они мучились и переживали, хотя я не могу сказать, чтобы Сергей плакал у меня на плече. В этом смысле он был человек очень скрытный».

Однако Ася играла по другим правилам.

На сцены, которые ей закатывал молодой супруг, она реагировала холодно и надменно, всякий раз напоминая Сереже, что замужество – это его идея, что она человек абсолютно «небрачный», что ее никогда не интересовала семейная жизнь, что, наконец, она просто по-дружески уступила его настойчивой просьбе выйти за него.

Впоследствии Асетрина скажет так: «Он привёл делегацию во главе с Игорем Смирновым, которая пыталась объяснить, почему мне необходимо выйти за Довлатова. А поскольку мне было абсолютно неважно, выходить или не выходить замуж, и поскольку считалось, что Довлатов мною обижен (но я точно знаю, что никакой обиды я ему не нанесла), то я подумала: если ему это так нужно, выйду за него».

Затем страсти утихали, и они снова были вместе, поражая всех своей красотой, изяществом и стилем.

Однако проходило время, и безумие возвращалось.

Масла в огонь добавляла Нора Сергеевна, которая не уставала повторять, что подобный брак не может быть долговечным, и госпожа Пекуровская и ее сын не пара.

Также ситуацию осложняло и то обстоятельство, что к литературным опытам своего мужа Ася относилась скептически (кстати, поэтическое и тем более прозаическое творчестве Иосифа Бродского Ася Марковна тоже невысоко ценила). Да, она находила его человеком талантливым, незаурядным, ярким, но никак не писателем. Конечно, это задевало Сергея, и без того сообщая их непростым отношениям мучительного напряжения.

В конце концов произошло то, что и должно было произойти, – Асетрина сообщила Сереже, что уходит от него.

Все очень просто.

Пришла домой, тогда они жили вместе с Норой Сергеевной в коммуналке на Рубинштейна, и сообщила об этом.

– Я ухожу.

– Почему?

– Потому что полюбила другого.

– Этого не может быть!

– Может.

Тогда Сергей закрыл дверь комнаты, где происходило выяснение отношений, на ключ, достал из-за шкафа, видимо, специально припасенное к такому случаю ружье и взвел курок. По словам Довлатова, тема самоубийства его не прельщала на современном этапе, а вот убийство интересовало куда больше.

Очередные уговоры остаться и не уходить результата не дали, и тогда он выстрелил.

Читаем в книге Аси Пекуровской «Когда случилось петь С.Д. и мне»:

«Все это длилось вечность, после чего прогремел выстрел, и в одно мгновение мы оба оказались с головы до ног покрыты штукатуркой.

Первым, что я услышала, оправившись от шока, были шаги Норы Сергеевны, находившейся все это время на кухне. Из-за двери послышался ее голос: «Сережа, немедленно открой», – и ответный голос Сережи: «Ключ выпал в окно». Спустя некоторое время, в течение которого ни я, ни Сережа не произнесли ни звука, опять раздались шаги за дверью, и мертвую тишину нарушил звук поворачиваемого в замке ключа. На пороге появилась Нора Сергеевна, которая, не утруждая себя разглядыванием представших перед ней привидений, быстро приблизилась к Сереже и, встав на цыпочки, наградила его пощечиной».

Все в этой сцене, от начала и до ее завершения, соответствовало кинематографическим законам итальянского неореализма – Роберто Росселлини, Лукино Висконти, Джузеппе Де Сантис, который