– Ох, черт возьми, Хельга. Я не хочу и не буду перед тобой оправдываться. Я – ничего – плохого – не сделал, – раздельно проговорил Крис. – А мыслепреступление даже в делах о государственной измене, как ты знаешь, может быть лишь отягощающим обстоятельством, а никак не решающим доказательством вины. И, поверь, я тебе НЕ изменяю. Если разобраться, даже в мыслях того нет.

– Ага, а глядеть целый день с вожделением на зад и груди Кэрри, а потом на ножки Джулии, а еще на соблазнительный ротик секретарши Магды – это, в твоем понимании, совсем НЕ измена.

Разговор велся в традиционном формате, голосом, и Крис по ходу дела успел расстегнуть и снять белую рубашку, зайти в ванную, бросить ее в корзину с бельем и остаться в одной майке, соблазнительно обтягивающей его накачанные грудные мышцы и плечи. Когда он вернулся в гостиную, то почувствовал и понял, что это не он сам, а Хельга думает о его рельефной груди и мощных плечах и среди пожара ревности, отсвет которого он продолжал мысленно чувствовать, невольно начинает вожделеть его. Но теперь Крис, в свою очередь, чувствовал себя оскорбленным ее подозрениями и хотел проучить благоверную. Во всяком случае, не идти на поводу у ее вдруг возникших желаний слишком скоро.

– Хорошо, – сказал он, – если тебя так задевают мои случайные мысли и чувства, за которыми никогда ничего не следует, давай друг от друга отключимся? Хотя бы на время. В конце концов, и родители наши, и деды-прадеды, и еще тысячи и миллионы наших пращуров жили безо всякого подключения друг к другу и прекрасно без того обходились. Любили друг дружку, строили совместную жизнь, детей рожали…

На самом-то деле со стороны Криса это был шантаж чистой воды. Он ценил возможность, которая дарована ему согласно Семейному кодексу – быть подключенным к Хельге. Ведь это приносило ему бездну наслаждений – таких, каких он никогда ни с кем не испытывал, ведь Хельга первая и единственная, к которой он подключался. Вот и сейчас: завидев ее мысленное стремление к нему, он немедленно послал к черту возникшее было желание ее проучить. Нет, он использует эту возможность, и немедленно.

Крис подошел к жене и обнял, почувствовал внутри нее, как его руки коснулись ее талии – и в то же время своими собственными органами чувств ощутил ее нежную и волнующую талию под своими руками. Два этих ощущения, его собственное и ее, как бы отражались эхом и умножали одно – другое. Она сбросила с себя его руки и отодвинулась, играя – он чувствовал эту игру и заводился от нее.

Крис сделал шаг вперед и схватил жену, обняв обеими руками плотно, мощно, изо всех сил. Ей был по нраву этот твердый натиск, и она понемногу стала слабеть, растекаться – он почувствовал эту слабину. Тогда уже он отстранился от нее и ощутил ее порыв: броситься к нему. Он взял ее за руку и очень нежно, бережно повлек к дивану в гостиной. Зубчатая и режущая красная ревность в ней потихоньку уступала место страсти, и то, новое ощущение казалось таким же огненным и алым, но не скрежещущим, а гораздо более мягким, словно океанские волны. Он стал расстегивать халатик Хельги, коснулся ее обнаженной груди – и почувствовал в себе томительный толчок вожделения. ЕЕ вожделения, которое было если не сильнее его собственного желания, сконцентрированного в одном лишь месте, то гораздо более протяженнее, распространено по всему телу, от кончиков пальцев ног до подушечек пальцев рук.

Одновременно чувствовать себя и как мужчина, и как женщина, получать двойное наслаждение, одновременно и сильное, грубое, и долгое, расплавленное, протяженное – так обычно рекламировали прелести подключения среди семейных пар, и черт возьми, маркетологи были правы – несмотря на свои слабые угрозы отключиться друг от друга, Крис никогда бы в реальности не хотел, чтобы они осуществились. Вот и в этот раз: он ощутил острое, как меч, и яркое, словно вспышка, собственное содрогание, потом почувствовал, как его наслаждение отражается в жене, а после стал ощущать гораздо более растянутое по времени и пространству нежное чувство, которое владело ею, и оно все длилось и длилось. Он повернулся и устроил ее голову на собственном плече, как она больше всего любила.

Вдруг с улицы раздался сильнейший взрыв. Содрогнулся дом. Как был обнаженный, Крис подскочил к окну. За ним последовала Хельга, прижалась сзади к его спине. С того места, где возвышалась ближайшая к ним вышка, поднимался в небо столб черного дыма. И одновременно он понял, что сигнал, идущий от Хельги, вдруг пропал внутри него.

Из окон особняка, который располагался на возвышенности, была хорошо видна улица, пустынная в этот предвечерний час начала лета. Вдруг по ней пробежали двое, мужчина и женщина. Парень несся впереди, девушка чуть отставала. Оба были с пистолетами-автоматами (где только достали?) и рюкзачками за плечами. У мужчины на голове красовалась запрещенная экранирующая каска, которые обычно контрабандой поставляли с Кариб. Ее мозг защищала самодельная бейсболка, густо простроченная серебряными нитями. Инсургенты бежали во всю прыть. В конце улицы парнишка оглянулся, подбадривая отставшую девчонку, и стало видно, какое у него юное, безусое лицо.

– Сопротивление, – одними губами прошептала Хельга.

Крис ощущал удивительную свободу, но далеко не только потому, что недавно был во всех смыслах единым с женщиной, а теперь полностью, и физически, и ментально, отключился от нее. Нет, восхитительным было другое чувство: наступает тот краткий промежуток, когда думать можно о чем угодно и говорить что угодно, никто эти мысли и эти слова не запишет, не запротоколирует и не подошьет, куда следует.

– Ради этого они и стараются, – сказал он вслух, думая о сопротивленцах, – краткого мига нашей и своей свободы.

– Смертнички, – коротко резюмировала Хельга.

По улице тем временем в том же направлении, в котором убегали инсургенты, пронеслось два дрона национальной гвардии. Они мчались явно быстрее, чем бежали партизаны. Следом – машина полиции. Если ничего не случится, силы правопорядка настигнут мятежников довольно быстро. Но, может, бойцов сопротивления где-то ждет машина?

Крис заметил, что думает об инсургентах с невольной симпатией.

От нее следовало избавиться в своей голове до той минуты, когда снова включат Сеть.

Полчаса, а может, даже час у него есть.

– А ты заметила? – вопросил Крис по-прежнему стоявшую рядом нагую супругу. – Раньше они почти сразу же накрывали район вспомогательной сетью. Вызывали