Шрифт:
Закладка:
Настроение левых эсеров передавало Воззвание их Петроградской боевой дружины от 3 апреля 1919 г., провозглашавшее «переход в наступление против Советской власти… и «беспощадный террор» коммунистам и советским работникам»[374]. И это были не просто слова, отмечает историк Н. Корнатовский: «весной 1919 г. на целом ряде петроградских заводов и фабрик возникли конфликты, инспирированные эсерами и имевшими целью подорвать авторитет коммунистической партии и тем самым ослабить работу по обороне. Эта деятельность демократической контрреволюции совпала с работой белогвардейской конспиративной организации в Петрограде…»[375].
Действительно наибольшая угроза для большевиков возникала именно в моменты объединения усилий разрозненных оппозиционных сил. Наглядным примером тому могло служить Ярославское восстание, в число организаторов которого вошли представители кадетов, монархистов, меньшевиков, эсеров, офицеров белогвардейцев и местных антибольшевистских сил. Подобное объединение имело место и во время сдачи большевиками Пскова, после которого председатель Псковского губисполкома сообщал: «Город не был сдан, он был предан изменой»[376].
Источником средств для этих подпольных организаций стали «союзнические» миссии в России. «Надо отдать должное союзникам, — указывал кпт. Г. Чаплин, — вернее, англичанам. С того дня, как было решено вместе работать, мы от них ни в чем отказа не получали»[377]. С этих пор, подтверждал член «Комитета спасения Родины и Революции» эсер В. Игнатьев, в средствах нужды не было, их источником была английская миссия в Вологде, на ее «средства было куплено оружие, содержались члены организации»[378]. Сам Чаплин получил английский паспорт на имя Томсона и был фиктивно оформлен, как начальник английской военной миссий в Вологде[379]. Именно тайные офицерские организации стали ядром восстаний в Ярославле, Рыбинске, Муроме и других городах весной-летом 1918 г.[380]
* * * * *
«К 1 сентября 1918 г. Московское большевистское правительство оказалось в кольце врагов, — отмечал ген. Н. Головин, — Оно было отрезано от всех внешних морей; в его руках оставался лишь небольшой участок побережья Финского залива у Петрограда. Большевики были лишены Уральской и Криворожской руды, Донецкого угля и Бакинской нефти. Оторванная от всех русских источников сырья промышленность, находившаяся на территории, подчиненной Ленину, осуждена была на гибель»[381]. Московское большевистское правительство оказалось «отрезанным и от районов хлебных житниц Юга России и Сибири. Под владычеством большевиков оставались области, нуждавшиеся в привозном хлебе. В таких условиях детище Ленина…, — подводил итог Головин, — конечно жить не могло»[382].
«Что было в это время у противников большевиков? Силы их, — отвечал И. Майский, — казались неизмеримыми. За ними стояли ресурсы трех четвертей России. У них были хлеб, уголь, железо и морские пути сообщения. На них работали вековые традиции прошлого. На их стороне был весь капиталистический мир со всем могуществом своих материальных, военных и идеологических ресурсов. Сопоставление этих двух величин могло казаться почти кощунственным: так ничтожны были силы большевиков и так необъятно громадны силы контрреволюции»[383].
Победный марш
Белые Армии были в эти дни в зените своих успехов своей славы. Еще усилие, и русское дело выиграно…
1919 год Белые армии начали с наступления по всем фронтам. «Всегда сторона, вырывающая инициативу сумевшая лучше использовать время, бывала победительницей, — пояснял колчаковский ген. К. Сахаров, — Весной 1919 года Красная армия готовилась перейти в наступление, но мы предупредили ее и начали активные действия раньше»[385].
Командовавший союзническими силами на Севере России британский ген. Э. Айронсайд, был несколько другого мнения о причинах раннего выступления Сибирской армии: «В том, что Колчак был прав, развернув наступление в зимнюю кампанию, я не сомневался, — писал он, — Удерживать недисциплинированные войска бездействующими на зимних квартирах в пределах Сибири означало подвергнуть их в полной мере воздействию большевистской пропаганды. В войсках Колчака были и добровольцы, но большинство попало в армию по воинской повинности, и перед весной могло начаться массовое дезертирство. Транспорт и запасы продовольствия к этому времени должны были иссякнуть, и он оказался бы в худшем положении, чем был зимой»[386].
Будущий министр Северо-западного правительства Н. Иванов, указывал еще на одну причину раннего выступления Белых армий: «к маю положение Северного корпуса стало таково, что необходимо было предпринять крупную операцию и успехами последней доказать целесообразность существования русских частей на счет Эстонии и боеспособность их… Я требовал молниеносного натиска вплоть до самого Петрограда, полагая, что тот ведет события, кто наступает, что Петроград немедленно вспыхнет широким восстанием, что на (собственные) силы нам рассчитывать не приходится и что остановка на пути будет катастрофой»[387].
Раннее выступление армии Колчака превзошло все ожидания: «Для красных этот марш маневр… был так неожидан, что они, — отмечал ген. Сахаров, — не могли подготовить никаких мер противодействия… Нам достались большие запасы и богатые склады, захвачены были тысячи пленных и много оружия… Настроения войск приподнялось сразу…»[388]. «Это весеннее наступление белых армий 1919 года было подобно могучей русской тройке, которая не знает ни устали, ни преград…, — описывал его Сахаров, — Красные полчища бежали, делая в иные дни на подводах по 70 верст. Догнать их, окружить и разбить было нельзя. Но, несмотря на это масса трофеев — десятками пушки, сотни пулеметов, винтовки снаряды и патроны — попадала в наши руки. И белые полки буквально рвались вперед… Красные начинали приходить в панику… Народ радостно крестился, вздыхал и просветленным взором смотрел на восток, откуда в его мечтах уже шла его родная, близкая Русь»[389].
Успехи Армии Юга России, командир Белозерского полка Добровольческой армии Штейфон объяснял тем, что «Белые войска, конечно, во всех отношениях превосходили по духу и искусству Красную армию»[390]. «Воодушевлением, личным составом и тактической подготовкой, — повторял он, — Добровольческая армия неизмеримо превосходила большевиков…»[391]. «В апреле казалось все еще безоблачным. Успехи армии продолжались. Наступление развивалось, войска шли все дальше и глубже, манила Волга»[392].
Наступающие Белые армии встречали радостную поддержку местного населения. «Верховный правитель объехал… почти все освобожденные от большевиков местности…, его встречали, — вспоминал К. Сахаров, — все слои населения, как народного вождя, выдвинутого самим Богом для спасения Родины»[393]. «Крестьяне и рабочие уральских заводов сами просили увеличить возраст призыва, так как они желали идти в армию против большевиков все поголовно… На каждом шагу были доказательства того, что
