Поговорим об Элиасе – самая логичная и интересная тема. Конечно, я не был рад тому, как он меня продинамил, даже не потрудившись ответить на сообщения. Но все встало на свои места, когда я пришел в лицей. Стоило Элиасу только увидеть меня в дверях школы, как он бросился ко мне и отвел в сторону.

– Сорян за вчерашнее, чувак! Думаю, ты не в восторге! Но я не виноват: я застрял у Натана дома, а когда он предложил подвезти, оказалось, что его скутер накрылся. Короче, я искал телефон, чтобы предупредить тебя, но не нашел! А у Натана твоего номера не оказалось…

– Но ты же нашел телефон… – ответил я, показывая пальцем на предмет, торчащий из его кармана.

– Ага, я потерял его у Натана. Он завалился между подушками дивана, так что Натан вернул мне телефон только сегодня утром. Какой же смысл отвечать на твои сообщения сейчас, а? Да фиг с ним, все равно ничего не вышло. Жаль, тебя нет в фейсбуке или инсте, я бы предупредил.

Я напомнил ему, что целью нашей встречи как раз и было завести профили в соцсетях.

– Ага-ага, – ответил он, – знаю… Слушай, давай сегодня вечером? Приходи после уроков, лады?

Естественно, лады.

Потом он отошел от меня, потому что появилась Моргана. Стоило ей заметить, что я пялюсь, как она мигом отвела глаза. Но мне хватило времени разглядеть блеск восхищения в двух изумрудных озерах. Да уж, по моим наблюдениям, математика не ее конек… К тому же месье Монпенсье загрузил нас домашкой на следующую неделю. На мгновение я даже замечтался, что моя популярность набирает обороты…

Общий план: на улице ночь, крепость у озера, в котором отражается блеск звезд.

Она:

– Рыцарь Ромен, вы несравненно сильны в математике! Не изволите ли стать моим спасителем и освободить от гнета рыцаря де Монпенсье, этого мучителя нежных натур, пристрастных к литературе?

Я:

– Моя госпожа, ничто в мире не доставит мне большей отрады. Среди всех неизвестных мира вы останетесь для меня самой чарующей – единственной, которую мне хотелось бы разгадать. Что угодно готов я отдать, лишь бы раскрыть все ваши тайны и составить из них уравнения!

– О рыцарь Ромен, вы мне льстите. Решайте, решайте сколько вам будет угодно. Как устоять перед вашим алгебраическим обаянием?

Увы, эта сцена тоже не разыгралась. По крайней мере, не сейчас. Моргана исчезла из виду вместе с Темноволосым хвостиком. Но я не отчаиваюсь!

Ясное дело, я снова оказался лицом к лицу с Аделиной (точнее, справа по диагонали). В этот раз я ничего не сказал, а она лишь приподняла бровь вместо приветствия – это был знак, что мы теперь товарищи, связанные обрядом прослушивания.

– Ну что, трубадур, тебе перезвонили?

Я обрадовался, что она так назвала меня. От нее можно услышать и кое-что похуже, вроде «пискля дубовая» или «писклявый дуб», например.

– Кто? Элиас с дружками?

Аделина взглянула на меня так, будто перед ней сидел тупой пожиратель розовых кроликов.

– Конечно, – ответила она, – твои телефонные разговоры с бандой меня интересуют до дрожи в коленках.

Так как в этот момент уже я странно посмотрел на нее, Аделина раздраженно уточнила:

– Я про кастинг!

– А, нет…

Кастинг совершенно вылетел у меня из головы, превратившись в последнюю из забот, однако я помнил, насколько это было важно для нее.

– А тебе перезвонили?

Ее лицо помрачнело.

– Нет.

– Может, еще рано?

Аделина не ответила, сосредоточенно накручивая на вилку спагетти в соусе болоньезе.

Так мы ели какое-то время в тишине. Было странно. Обычно разговоры с Аделиной похожи на поле боя с выстрелами из базуки, минометов и непредсказуемыми взрывами гранат – экшен, грохот, опасность. А вот молчать оказалось убийственно.

– Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал я со всей убедительностью, на которую только был способен, хотя понятия не имел, как именно она поет: как Сиа[14] или как Кастафиоре[15].

Несмотря ни на что, казалось, я растрогал ее.

– Ага, допустим, – ответила она и тут же спросила: – Как там твоя память? Далеко продвинулся?

– Ну, кроме того, что я умею читать ноты, ничего особенного…

– А как родители отреагировали?

– Никак. Я им не сказал.

Аделина вытаращилась на меня во все глаза: похоже, их настоящий цвет можно охарактеризовать как «полуночный синий». Я даже в интернет заглянул, чтобы удостовериться: оказывается, это еще более загадочный оттенок, чем классический цвет морской волны, так как предметы в ее глазах отражаются самым неожиданным образом в зависимости от освещения. Сначала думаешь, что цвет темный и однородный, как вдруг – бац! – в полуночном небе всходит луна, и убеждаешься в обратном.

– Да ну? А почему?

Первый раз мне задавали вопросы о личной жизни. И, что странно, заинтересованность Аделины мне показалась искренней. Я все рассказал: про чокнутых родителей, которые чуть ли не душат меня, про советы врача оставить меня в покое и позволить самому вернуть воспоминания, потерянные где-то глубоко в подкорке, чтобы не травмировать и не спровоцировать окончательную блокировку.

– Странная у тебя семейка.

Я пожал плечами, пытаясь сделать вид, что мне все равно.

– Думаю, в каждой семье найдется что-то странное. Например, в твоей…

– Да, но тут хотя бы все ясно. А ты вот вроде как из идеальной семьи: папа, мама, чистенький такой ходишь…

– Ну ведь бывает и хуже. Я мог бы покрыться прыщами от кабачковых пудингов и шелкового тофу.

– Кабачковые пудинги?

Аделина разразилась хохотом, а потом с интересом спросила:

– А что такое шелковый тофу?

– Понятия не имею. Что-то вроде крема, только не крем, кажется.

– И ты это ешь?

– Иногда и того хуже. Я же не хочу умереть с голоду.

– Фу! Я бы не смогла.

В этот момент запищал мой телефон. Я подумал, наверное, Элиас отправил мне сообщение насчет встречи, и мельком взглянул на экран. Пришлось три раза перечитать эсэмэску, пока до меня дошло.

– Ну что там? – спросила Аделина.

– Меня… меня взяли на роль Меркущио. Я даже понятия не имею, кто это!

Вилка Аделины упала на тарелку с металлическим звоном.

– Святая корова!

– Меркущио – это корова? Тогда все понятно. Нужно будет просто мычать…

Аделина презрительно вздохнула.

– Для начала, говорят «Меркуцио», а не «Меркущио».

(Я же просто перепутал «ц» и «щ», ничего страшного!)

– Откуда мне знать…

– Забыл уже, как буквы читаются?

Ее надменность действовала мне на нервы.

– Типа как в слове «тупища»?

– Что еще за «тупища»? – переспросила