Барек стремительно вошел в свои личные покои в Королевском крыле и сразу же увидел пакет, лежавший в центре стола. Бросив файлы с последним допросом Гэда Станника на угол, он обошел стол, не отрывая взгляда от свертка. Расположившись в кресле, он еще нескольких минут сверлил его взглядом, а затем медленно протянул руку и подтянул его к себе.

Перевернув пакет, он убедился в целости печати на нем. Деффонд как всегда сдержал свое слово, да и Барек никогда по-настоящему в этом не сомневался. Капитан всегда был человеком чести.

Потянувшись к ящику стола, принц вытащил тонкое лезвие. Медленно просунув его под печать, он легко сломал ее и, отложив лезвие в сторону, осторожно высыпал содержимое на стол.

Карта памяти, о которой говорила Джасинда, первой выскользнула из упаковки и немного пролетела по столу. За ней последовала целая стопка фотографий, которая была намного больше, чем ожидал мужчина. Бережно взяв большим и указательным пальцами карту памяти, Барек ненадолго задумался, пытаясь представить себе, какие сюрпризы она хранит. Затем осторожно убрал ее в ящик стола, на хранение. Собрав снимки в одну кучу, он медленно перевернул их и замер.

На него смотрела незнакомая девушка. На вид ей было около четырнадцати циклов, и она корчила смешные рожицы тому, кто ее фотографировал. Девушка, высунув язык, склонила голову набок, и хотя оба ее карих глаза смотрели на кончик носа, в них можно было разглядеть искорки смеха.

Изучив изображение поближе, Барек узнал место, где был сделан снимок — в комнате общежития Академии. Даже не читая подписи внизу, невозможно было ошибиться — тусклый серый цвет стен и маленький размер комнаты подтверждал очевидное.

«Представилась новой соседке по комнате», — прочитал Барек.

Осторожно отложив снимок в сторону, он взял следующий.

«Первый день занятий».

На этом фото были изображены две высокие молодые девушки, гордо стоявшие в своей академической форме. Было легко определить, кто есть кто, потому что более высокая справа очень походила на Джасинду, а та, что пониже, могла быть только его матерью.

Взгляд Барека с жадностью впился в ее образ. Прежде всего, его привлекли темные, едва доходившие до плеч волосы. Барек неосознанно провел рукой по своим. Они были густыми — немного длиннее, чем обычно, — здоровыми и волнистыми, и он точно знал, что если бы была возможность прикоснуться к матери на снимке, то под его пальцами заструился бы тот же шелк.

Легкая улыбка затронула уголки его губ, а в груди разлилось живительное тепло, едва он обнаружил между собой и своей матерю нечто-то общее. По мере изучения других изображений его улыбка становилась все шире. Под каждым было подписано какое-нибудь шутливое замечание, сообщающее о том, почему этот снимок был сделан.

Для Барека эти фотографии были возможностью узнать свою мать как личность, проследить периоды ее взросления. И тут его рука замерла, а сердце забилось сильнее.

На этом снимке половину изображения занимало лицо его отца, но верхняя часть головы была срезана. Вторая половина принадлежала его матери, но и ее макушка тоже была срезана, вероятнее всего, фотографировал кто-то из них двоих.

В этот раз внимание мужчины привлекло выражение лица его отца — таким его Барек никогда раньше не видел — счастливая, беззаботная радость. Это было чувство, которое принц вряд ли когда-либо испытывал. Глаза отца так сияли, что ни у кого бы не возникло сомнений, что в этот момент он считал свой мир совершенным.

Барек заметил, что на снимках рядом с матерью стал чаще появляться его отец, и она так же казалась очень счастливой. Особенно это было заметно в том, как преображалось ее лицо, когда она смотрела на Джотэма. Невозможно было не увидеть любовь, сияющую в ее глазах. Она действительно любила его отца.

Последнее изображение заставило принца нахмуриться. Снимок не принадлежал его матери. Он пробежал глазами по аккуратно разложенным перед ним на столе в несколько рядов фотографиям, а затем вернулись к той, что держал в руке. На снимке, сделанном недавно на союзе Виктории и Лукаса, была запечатлена семья Мичелокакис, и он непроизвольно вспомнил, как прекрасно в тот день выглядела Амина.

Амина… он скользнул взглядом по ее улыбающемуся лицу. Она выглядела так молодо… слишком молодо.

* * *

— Барек?

Голос отца заставил его быстро убрать в ящик стола фотографию, которую он только что внимательно рассматривал, и только потом ответить:

— Я в кабинете.

Король вошел в комнату и замер. Он пришел поговорить с сыном, но все намерения мгновенно испарились у него из головы, едва он увидел на столе разложенные аккуратными рядами изображения. Джотэм медленно двинулся вперед, жадно вглядываясь в лицо своей покойной жены.

— Где ты их взял? — потрясенно прошептал он.

— У Джасинды Мичелокакис. Она попросила их у своей сестры…

— Палмы, — подсказал имя Джотэм.

— Да.

— Все шесть циклов, что она училась в Академии, твоя мама была ее соседкой по комнате в общежитии.

— Джасинда так и сказала.

— Джасинда? — Джотэм в недоумении оторвал взгляд от изображения и, слегка нахмурившись, взглянул на своего первенца. Когда это его сын успел настолько близко познакомиться с мадам Мичелокакис, чтобы называть ее по имени?

— Да. Я буквально столкнулся с ней у Зала Ассамблеи. Мы поговорили некоторое время, и она пообещала раздобыть их.

— Но почему?

— Что значит «почему»? — услышав вопрос отца, Барек тоже нахмурился.

— Почему она предложила сделать это для тебя? И что она хотела взамен?

— Ровным счетом ничего. Джасинда рассказала мне, что они с мамой были близкими подругами еще до того, как она стала женой члена Ассамблеи, а мама — королевой. Мадам Мичелокакис поведала о маминой любви фотографировать и сказала, что это самое меньшее, что она могла сделать в память о своей подруге. И что если бы мама была жива, то сама обязательно показала бы мне их.

Джотэм, ничего не сказав, просто наклонился и развернул фотографию с крупным планом их лиц так, чтобы она была прямо перед ним. Он помнил, когда был сделан этот снимок. В комнате Латы. Они были совершенно одни, что было крайне недопустимым, но Уильям помог ему проникнуть той ночью к любимой, а затем незаметно покинуть ее до рассвета. Он и не подозревал, что Лата дала Палме это фото.

— Ты пробрался в спальню девушки? — шокированный голос Барека выдернул мужчину из воспоминаний и заставил осознать, что последние слова были произнесены им вслух.

Джотэм почувствовал, как его лицо покраснело.

— Да, — признался он. — Я был на последнем курсе Академии. До окончания занятий оставалось