Шрифт:
Закладка:
— Там же скелет, — Таня с круглыми от ужаса глазами озвучила то, что мы все сейчас думали.
— И чайник, — добавил подробностей Коля.
— Нехорошо может получиться, — это уже я сказал банальную вещь, которую кто-нибудь должен был сказать.
— Что делать будем? — Лена перешла к результирующей части нашего обмена мнениями, — в смысле Фаине будем колоться про скелет или нет?
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил я.
— Я думаю, — решительно ответила Лена, — что надо рассказать про всё, что мы видели.
— Ага, и вот именно сейчас, в одиннадцать ночи все пойдут проверять наш бред, — охладил её я, — и убедятся, что это именно бред и есть — дальше-то как мы в этом лагере жить будем?
— Но ты с другой стороны посмотри, — продолжила отстаивать свою позицию она, — а если с ним чего случиться, мы ж этого себе никогда не простим.
— Лена, ты в какой стране живёшь, — остудил её я, — в Советском Союзе, правильно? И что такого может случиться в нашей стране с лектором общества Знание, если его поселят в то же самое общежитие…
— Дебаркадер, — поправил меня Коля.
— Правильно, если его заселят в общежитие типа дебаркадер, где живёт двести душ пионеров… и комсомольцев. Скелет его что ли сглодает? Что за неуместная мистика?
— Там не только скелет был, а и полностью убранная комната с чайником, — напомнила Таня.
— Ну мало ли, кто там из руководства мог чаи гонять в том месте, где ему нравится. Я резко против стука начальству. А вы? — спросил я у Тани с Колей.
— Я тоже никому ничего не хочу говорить, — ответил Коля, а Таня добавила, — а я воздержусь, как ты на голосовании за капитана.
Надо ж, запомнила, подумал я.
— Итого два голоса против, один за, один ни за кого — в соответствии с заветами демократического централизма большинством голосов решаем молчать, как рыбы.
— Я бы хоть полусловом намекнула этому лектору, что у нас на первом этаже не всё чисто, — не сдавалась Лена.
— А вот это можно, — согласился я, — кто намекать пойдёт?
— Так все вчетвером и пойдём, — сказал Коля, — мы же все вместе его встречали и рабочее место обеспечивали, значит несём за него некую ответственность.
— Вот он, кстати, идёт, — первой заметила процессию из столовки Таня, Петрович шёл не слишком уверенно, но с боков его бережно поддерживали физрук с завхозом.
— Аааа, Лена, — пьяно улыбнулся лектор, — я тут до утра остаюсь… вон там вон (и он показал пальцем на вход в фойе первого этажа), ты заходи, побеседуем.
— Щас, — зло усмехнулась Лена, — всё брошу и побегу к тебе беседовать.
Это она сказала, разумеется, не в полный голос и в сторону, но я услышал и тоже усмехнулся, но вслух сказал Петровичу следующее:
— Аристарх Петрович, тут такое дело с этим первым этажом…
— Ну ты договаривай, раз уж начал, — вместо лектора ответил физрук, — чего мы не знаем про этот первый этаж?
— Крысы там бегают, вот чего, — нашёлся я, — здоровенные, вот такие примерно (и показал между руками расстояние в 20 сантиметров). Может лучше его наверх определить, а не сюда?
— Чего ты ерунду городишь? — возмутился физрук, — я в этот лагерь третий год подряд езжу, но ни одной крысы здесь не видел.
А Петрович пьяно улыбнулся и заявил, что крыс и мышей он не боится, так что не стоит беспокойства.
— Ну мы сделали всё, что могли, — сказал я своей компании, — так что теперь будем умывать руки, как этот… как Понтий Пилат.
— Кто такой? — немедленно спросила Таня.
— Мастера и Маргариту не читала что ли? Вернёмся в город, я тебе дам, у меня есть переплетённый из журналов вариант. А Пилат это такой римский префект… ну губернатор Иудеи, который отправил Иисуса Христа на казнь, если коротко.
— А при чём тут умывание рук? — продолжила допытываться Таня.
— Он хотел спасти Христа от казни, но у него не получилось, поэтому после того, как всё случилось, он вымыл руки в чистой воде, это старинный такой местный обычай, символизирующий невиновность в пролитии крови.
— Это ты сейчас на кровь лектора намекаешь? — подозрительно сдвинула брови Лена.
— Ни боже мой, так просто… к слову пришлось — искренне надеюсь, что никакой крови сегодня ночью не будет.
Петровича повели к входу в фойе, предварительно отомкнутому, а мы вчетвером отправились по своим каютам, девочки на третий этаж, мы с Колькой на второй. По дороге Лена вдруг взяла меня за руку и сказала, что разговорчик небольшой есть. Я пожал плечами и отошёл в сторонку — мы прошли по борту второго этажа на противоположную прогулочную площадку, там обычно никого не бывало, тем более в двенадцатом часу ночи. Тут Лена остановилась и спросила прямо вот в лоб:
— Я тебе нравлюсь?
— А то ты не знаешь, — ответил я, глядя в сторону, — нравишься, конечно.
— У меня к тебе просьба тогда будет небольшая, — продолжила она.
— Говори, постараюсь выполнить… — сказал я, — если, конечно, она не будет из разряда «достать луну с неба».
— Не, попроще всё будет, не волнуйся, — успокоила меня она, — я в девятом классе в новую школу перехожу.
— Да ты чё, — удивился я, — и в какую же это, если не секрет?
— Не секрет — в тридцать восьмую, физико-математическую.
— Вот это да, — удивился я, — ну наверно оно и правильно в смысле подготовки к институту, в нашей-то школе ничему хорошему не научишься.
— Так я хотела тебя попросить вместе со мной туда перейти… вот такая моя маленькая просьба.
— А зачем? — продолжил удивляться я, — чтоб компания была что ли?
— Нет, не за этим — ты же отличник и в математике с физикой понимаешь много больше, чем средний ученик… вот и поможешь мне там с этим делом, если понадобится…
— А, в этом смысле… — въехал наконец я, — это будет трудновато, но я постараюсь устроить… только что мне за это будет?
— А что ты хочешь?
— Ну поцелуй меня хотя бы… больше пока ничего не надо.
Лена ломаться не стала, а робко чмокнула меня в щёку, а я в ответ крепко зажал её губы своими… через полминуты отпустил.
— Хорошо, дорогая, мы договорились. И у меня тоже к тебе просьба будет, тоже маленькая.
— Какая?
— Не выходи сегодня ночью из своей комнаты… пожалуйста.
— Даже если в туалет захочу?
— Сейчас сходи и до утра больше не надо выходить.
— Это будет трудновато, — улыбнулась она, — но я постараюсь. Скелетов опасаешься?
— Есть такая народная мудрость