– Присаживайся, сейчас кофе сварю, – предлагаю, указывая Катрин на большое кресло, единственное в комнате.

Я почти не бываю здесь – не люблю все эти важные управленческие дела, предпочитая вести приём, и заниматься тем делом, которому учился и которое люблю. Но кабинет у меня, как у любого руководителя, быть обязан. Как и большое «директорское» кресло.

Катрин не спорит и пользуется моим приглашением, а я задумываюсь на мгновение, почему она сейчас такая тихая. Честно признаться, я сам не понимаю, что творю, потому что представить не могу, чем в итоге это всё обернётся. Поцеловал ещё…

Жалею ли? Нет, конечно – это был охренеть, какой сладкий поцелуй. Только я не подумал, что мне захочется ещё и ещё. И да, не только целовать.

Кофемашина привычно жужжит, выплёвывая пар и ароматный кофе, и я отдаю горячую чашку Катрин.

– Ты сам кофе варишь, – замечает, обнимая ладонями чашку.

Будто бы греется, хотя в кабинете совсем не холодно.

– Не вижу в этом ничего необычного, – пожимаю плечами, искоса глядя на свою гостью.

Я никогда не мечтал об умении читать мысли, но понять, что в голове у этой девушки хочется.

– А как же сексуальная секретарша, которая по первому зову организовывает трапезу начальнику?

Забавно.

– Допустим, у меня руки не отсохнут, если я пару кнопок нажму, – смеюсь и делаю кофе для себя: покрепче и совершенно без сахара. – А секретарша у меня, конечно же, есть. Только её зовут Элла Петровна, ей пятьдесят и пару дней назад она уехала навестить недавно родившую дочь.

– Самостоятельный какой.

– Не люблю ждать и люблю кофе, потому кофемашина прямо в кабинете – мой осознанный выбор.

Катрин смеётся, крепче удерживая чашку, чтобы не разлить, а я снова думаю, что никогда не встречал настолько живых и непосредственных девушек.

Пока провизор в аптеке готовит мой спецзаказ, мы допиваем кофе в абсолютной тишине. Кабинет мой звукоизолирован, потому что клёкот, лай и визг пациентов способен порой и мёртвых разбудить на вековом кладбище. Потому кажется сейчас, что мы с Катрин зависли в каком-то мыльном пузыре, и только часы тикают, отмеряя время.

– Вкусный кофе? – спрашиваю, а Катрин кивает, улыбаясь. Вот чаще бы так, а то вечно очами полыхает. – Я вообще-то обалденный варю на песке, в турке…

Катрин чуть щурится, но улыбаться не перестаёт.

– Приходи завтра утром, будет повод продемонстрировать талант.

– То есть ты меня в гости приглашаешь? – уточняет, а я киваю.

– Почему нет? Мы же соседи. Приходи.

– Соседи, говоришь? – произносит задумчиво, а мне кажется, что откажется. Но нет, она снова меня удивляет: – Ладно, в восемь завтра заскочу, угостишь своим хвалёным кофе.

– То есть даже не споришь? Что-то здесь не чисто, – смеюсь, понимая, что уже чертовски жду завтрашнего утра.

Уж я продемонстрирую свой талант, пусть будет уверена. И не один, потому что умею готовить оргазмически вкусный омлет. Но об этом не сейчас, а то Катрин завтра удивляться нечему будет.

Из аптеки приходит сообщение, что всё готово, и это значит, что можно ехать домой и прививать кроликов. Как-то слишком быстро или мне так только кажется?

– Поехали? – Катрин встаёт из кресла, не выпуская из рук пустую чашку. Вцепилась в нее, честное слово, как в боевой трофей.

– Прямо с грязной чашкой в обнимку и рванём?

– Может быть, помою посуду? Мне не трудно.

Вот же, придумает ещё.

– Делать, что ли, нечего? Оставь, далась она тебе.

– Но мне не трудно, правда.

– Тебя, случайно, не Золушкой зовут? Поехали домой, а то Рагнар снова сбежит.

Я забираю у неё несчастную чашку, ставлю её, не глядя, на стол и чуть подаюсь бёдрами вперёд, прижимая Катрин к столу. Она вскидывает на меня глаза – серые, как грозовое небо, – а я провожу большим пальцем по её подбородку. Чуть выше, ещё на пару миллиметров, очерчивают контур губ. Сначала пухлую нижнюю, после верхнюю, и Катрин приоткрывает рот, словно просит не останавливаться и позволить себе немного больше.

И я позволяю, не находя в себе сил остановиться. Мне нужно ещё раз почувствовать её вкус, потому что, попробовав однажды, не могу его забыть.

Пальцы зарываются в шелковистые волосы на затылке, а мои губы напротив её рта, и остался всего один миллиметр, ещё разделяющий нас. Так сладко, до дрожи. В предвкушении всё-таки есть своя прелесть, как ни крути. И мне не хочется торопиться, но и тормоза беспощадно вырваны с корнем.

– Ты красивая, – выдыхаю в её губы, а Катрин вспыхивает румянцем. Пальцами, ласкающими кожу, чувствую лёгкую дрожь, и это заводит гораздо сильнее всего прочего. – Я…

– Ой! – вскрикивает Катрин, толкая меня в грудь, а я ошалело смотрю то на неё, то на дверь.

Которая сейчас, кажется, с петель слетит. Да что за ерунда?