кем-нибудь выпить. Никого из знакомых не было. Он помахал рукой бармену Бену и принялся искать в те­лефонной книге Манхаттана номер Элли Брайс. Там значились Эллен Брайс и Элспет Брайс. Адрес Элспет показался ему более обещающим, он набрал ее номер. Телефонистка сообщила, что або­нент сменил номер, и дала новый — в Леннерте, на Лонг-Айленде.

Трубку взяла Элли. Она сказала, что переехала только сегодня.

— Что вы сейчас делаете? — спросил он.— Успели пообедать?

— Я и думать .об обеде забыла. До четырех часов пробыла в школе, а здесь рабочие свалили все в кучу посреди комнаты. Вы уж простите, но мне не удастся выбраться с вами пообедать.

Тем не менее голос у нее был такой радостный, что Уолтер улыбнулся.

— Может, я вам помогу? — сказал он.— Разрешите подъехать, я тут недалеко.

— Что ж, если беспорядок вас не пугает.

— Какой адрес?

— Бруклинская улица, дом сто восемьдесят семь. Звонок под фамилией Мейс. М-е-й-с.

Он нажал кнопку под фамилией Мейс. Когда зуммер возвестил, что вход открыт, он толкнул дверь и поднялся по лестнице, пры­гая через ступеньку, прижимая одной рукой к телу, как фут­больный мяч, бутылку шампанского. В другой руке он нес пакет с закусками.

Элли ждала его в дверях на втором этаже.

— Здравствуйте,— произнесла она,— и добро пожаловать.

Уолтер остановился перед ней, нервно переминаясь, и протя­нул бумажный пакет:

— Я принес сандвичи.

— Большое спасибо! Входите, вот только боюсь, сесть тут не­где.

Он вошел. Квартира представляла собой одну большую комнату с двумя окнами на улицу и холлом в глубине, из которого вели двери на кухню и в ванную. Его взгляду открылся хаос чемо­данов и картонных коробок, среди которых лежали два футляра для

скрипки, один потертый, другой новый на вид. Он проследовал за Элли на кухню.

— И вот еще,— он вручил ей бутылку.— Оно теплое, нынче в винном магазинчике в Бенедикте отказал холодильник.

— Шампанское? Это в честь чего же?

— В честь новой квартиры.

Она держала бутылку так, словно была ценительницей шам­панского. Замену ведерку они так и не нашли; тогда Элли вытащи­ла из какой-то коробки большое махровое полотенце и завернула бутылку, обложив льдом из двух ванночек.

— Выпьете виски, пока оно охлаждается? — спросила она.

— C удовольствием.

— Ak виски — сандвич? Вы принесли столько вкусного. Сандвичи с индюшатиной, а это что?

— Трюфели.

— Трюфели,— повторила она.

— Вам нравятся?

— Я их обожаю.

Из стопки переложенных газетами тарелок она извлекла нес­колько штук. На ней были туфли-мокасины, блузка и юбка — и сов­сем не было косметики.

— Я так рада, что вы приехали. Терпеть не могу собирать или разбирать вещи на трезвую голову, а пить одной скучно.

— Я помогу вам и пить и разбирать. Хотите, начнем прямо с вещей?

— Я хочу пока что про них забыть.

Она протянула ему тарелку, он взял сандвич. Они отнесли вы­пивку и тарелки в комнату и, поскольку стола не было, поста­вили тарелки на пол.

Элли поглядела на Сваленные в стопу ноты.

— Вам нравится Скарлатти?

— Да. В исполнении на рояле. У меня...

— Вот и хорошо, я играю его на скрипке.

Уолтер едва заметно улыбнулся. Он переложил чемоданы на пол, и они сели на тахту. У него возникло чувство, что он бывал здесь не однажды и через несколько минут, осушив стаканы, они займутся любовью, как занимались уже много раз. Тем вре­менем Элли рассказывала про свою нью-йоркскую приятельницу по имени Ирма Гартнер; Ирме, говорила Элли, будет без нее тя­жело, потому что она каждые две недели меняла для нее в библио­теке ноты. Ирма Гартнер — калека, ей около шестидесяти пяти лет, она играет на скрипке.      

— И все еще здорово играет,— сказала Элли.— Не будь она женщиной, наверняка смогла бы найти место в каком-нибудь струн­ном оркестре, который выступает в ресторане или другом заведе­нии, но кто станет подписывать контракт с женщиной, да еще в та­ком возрасте? Плохо, правда?

Уолтер попытался представить себе Клару, которая настолько о ком-то печется, что навещает его (или ее) из жалости или дружбы; попытка не удалась. Плечи Элли под белой блузкой каза­лись такими нежными, что ему безумно захотелось ее обнять. А если попробовать? Она либо отзовется, либо нет. Либо отзовется, либо останется совсем равнодушной, и он ее больше не увидит. Уол­тер решил: если нельзя обнять ее за плечи, на кой черт ему про­должать себя мучить, встречаясь с нею? Рука его сперва легла на спинку тахты, а оттуда соскользнула ей на плечи. Она искоса на него посмотрела и припала к нему головой. Желание, наподобие ви­ноградной лозы, опутало его тело. Они одновременно повернули го­ловы и поцеловались. Поцелуй был долгим, но вдруг она высво­бодилась из его объятий, встала, прошла на середину комнаты. Там она обернулась и поглядела на него с широкой неуверенной улыбкой:

— И чем же все это должно закончиться?

Он было пошел к ней, но вид у нее был слегка испуганный, а может, встревоженный, поэтому он остановился.

Она медленно удалилась на кухню. Ее тело, облаченное в юбку и блузку, казалось ему очень юным, юным в своем притворном равнодушии. Она потрогала бутылку с шампанским.

— Если положить в стакан лед, вполне сойдет,— сказала она.— Вы не против?

— Нет.

Она снова посмотрела на него застенчивым и радостным взгля­дом.

— Для шампанского я неподходяще одета. Можете подо­ждать минут десять? Вот бокалы. У меня только такие, старо­модные.

Она вручила ему бокалы, а сама пошла в комнату и вытащила из чемодана что-то белое. Затем она заперлась в ванной.

Уолтер услышал шелест душа. Он бросил в стаканы лед и поста­вил их вместе с бутылкой на крышку чемодана. Душ все шумел, и Уолтер решил налить себе еще виски, но передумал.

Элли появилась босая, в белом купальном халате.

— Нужно надеть самое лучшее платье,— заметила она, роясь в чемодане.

— Не нужно ничего надевать.

Халат был махровый; Уолтер вдруг вспомнил, что Клара нена­видит махровые вещи.

— Хорошо бы, вы и его сняли,— сказал он.

Она пропустила замечание мимо ушей, и для Уолтера это было самым волнующим ответом из всех возможных.

— Откройте шампанское.

Она уселась на пол у чемодана, прислонившись спиной к тахте.

Уолтер извлек пробку и разлил шампанское, которое они молча пригубили. Он успел выключить верхний свет, им хватало того, что проникал из кухни. Ступни