— Стакхаус,— повторил по буквам, как делал это всегда, и продиктовал: — Лонг-Айленд, Бенедикт, Марлборо-Роуд, дом со­рок девять.

— Лонг-Айленд,— пробормотал Киммель, быстро записывая за Уолтером.

— Вы ведь Мельхиор Киммель, не так ли? — спросил Уол­тер.

— Да,— ответил тот, впиваясь в Уолтера рыжевато-карими глазками, выглядящими до неправдоподобия маленькими за толс­тыми линзами очков.

— Если я не ошибаюсь, это вашу жену не так давно убили?

— Ее убили, это правда.

Уолтер кивнул.

— Мне как-то не попадалось в газетах, что убийца задержан.

— Нет, полиция все еще ищет.

Уолтеру показалось, что в тоне Киммеля просквозило бес­покойство, а тело напряглось, пусть самую малость. Уолтер не знал, что еще сказать. Он вертел в руках шоферские перчатки и ломал голову над прощальной фразой.

— Почему вы спрашиваете? Вы знали мою жену? — поинте­ресовался Киммель.

— Нет, что вы! Просто вдруг вспомнилось ее имя.

— Понимаю,— ответил тот своим приятным голосом, четко вы­говаривая слоги и не сводя глаз с лица Уолтера.

Уолтер посмотрел на тыльную сторону правой руки Ким­меля — широкую, пухлую. Лампа над столом бросала на нее яр­кий свет; видна была россыпь веснушек и ни единого волоска. Внезапно к Уолтеру пришла уверенность, что Киммель знает: он явился в лавку только поглядеть.на него, ублажить свое грязное любопытство. А теперь Киммель знает и его адрес на Лонг-Айлен­де. Киммель стоял почти вплотную. Уолтера охватил неожиданный страх — вдруг Киммель возденет толстый оковалок руки и снесет ему голову с плеч долой.

— Надеюсь, они разыщут преступника.

— Спасибо,— ответил Киммель.

— Простите мою бесцеремонность,— неуклюже извинился Уол­тер.

— О чем вы говорите! — возразил Киммель с неожиданной сердечностью; его выпяченные губы, чем-то смахивающие на раз­деленное по горизонтали пухлое сердце, нервно подрагивали.— Благодарен вам за сочувствие.

Уолтер направился к выходу, Киммель его проводил. На душе у Уолтера полегчало, однако в последнюю минуту, а именно тогда, когда Киммель возразил насчет бесцеремонности, Уолтер почувст­вовал, что Киммель, возможно, и убил жену. Не грубая сила, которую выдавал его облик, не настороженность во взгляде, но вспышка чрезмерного дружелюбия вызвала у Уолтера это чувство. Ему даже пришло на ум, что Киммель вздохнул с облегчением, когда понял, что он всего лишь доброжелатель, а не агент сыскной полиции. У дверей Уолтер обернулся и механически протянул ру­ку. Киммель ответил на удивление мягким рукопожатием и слегка поклонился.

— До свидания,— произнес Уолтер.— Благодарю вас.

— До свидания.

Уолтер перешел улицу и сел в машину. Уже из машины он бросил взгляд на лавку, увидел Мельхиора Киммеля, стоящего за дверным стеклом, заметил, как тот поднял руку и медленно про­вел ладонью по лысине — жест человека, позволяющего себе рас­слабиться после того, как побыл в напряжении. Уолтер проследил, как тот невозмутимо удаляется в глубь магазина, высоко подняв лысую голову и держа длинные руки чуть на отлете от массив­ного тела.

Мельхиор Киммель уселся за письменный стол и уставился на забитые бумажками ячейки бюро. Еще один любопытный, по­думал он, только поинтеллигентней и лучше одет, чем большинство прочих. А вдруг все-таки из полиции? Мельхиор Киммель сме­жил крохотные глазки, мысленно воссоздавая весь их разговор слово за словом. Нет, слишком уж он был смущен, тут без прит­ворства, и, кстати, что, собственно, он хотел разузнать? Ровным счетом ничего. У Киммеля было ощущение, что это и в самом деле юрист, хотя ничего такого тот не сказал. Киммель взял блокнот с адресом клиента и названием книги, вырвал желтую страничку и сунул в ячейку для исходящих заказов. Этим жестом он словно включил отлаженную машину привычных действий — последовали подборка и сортировка бумаг, писем, различных блокнотов все­возможных размеров и их распределение по разным-ячейкам бюро, которое находилось прямо перед ним и представлялось не менее

сложным устройством, чем какой-нибудь щит управления. Движе­ния заставляли колыхаться его массивное тело, все его сознание, казалось, на несколько минут сосредоточилось в толстых руках и кистях. Перед тем как засунуть маленький коричневый блокнот в предназначенную ячейку, он открыл его на одной из последних страниц, провел короткую вертикальную черту, поставил число и отметку «см. Б-2489» — цифру на следующей странице книги за­казов минус единица. Теперь страницу украшали семь вертикальных черточек и три звездочки — все с указанием чисел. Три звездочки означали агентов полицейского сыска; сумел их рас­познать, хотя сами они, вероятно, считали, будто сохранили инко­гнито. А черточки означали всего только любопытных. Сам Ким- мель не придавал этому списку большого значения.

Он зевнул и потянулся, сладостно выгнув крепкую спину. Затем расслабился и откинулся на спинку обитого кожей стула. Закрыл глаза и свесил голову, позволив ей слегка опереться на жировые складки под подбородком. Но он не дремал — он нас­лаждался восхитительным ощущением от теряющих напряженность мышц, от упоительной лени, что ползла вверх по телу и нисходи­ла вдоль рук до мягких, похожих на луковки подушечек паль­цев. Трудная выдалась у него суббота.

Глава 10

Домой Уолтер вернулся около девяти. Он привез Кларе дюжину белых хризантем. Она была в гостиной и изучала какие-то деловые бумаги, разложив их на диване.

— Привет! — сказал он.— Прости, что не успел к обеду. Я да­же не знал, будешь ты дома или нет.

— Не волнуйся, все в порядке.

— Вот это тебе,— сказал он, протягивая цветы.

Она посмотрела на них, потом на него.

Улыбка исчезла с лица Уолтера.

— Так я поставлю их в вазу? — спросил он напряженным го­лосом.

— Пожалуйста,— ответила она холодно, словно цветы не имели к ней никакого отношения.

Уолтер развернул цветы на кухне, налил в вазу воды. У него даже была приготовлена карточка — «Моей самой любимой Кла­ре». Он порвал карточку и выбросил вместе с оберткой.

— Hy и как там Элли? — спросила Клара, когда он вернулся с цветами в гостиную.

Уолтер не ответил. Он поставил вазу на кофейный столик, достал из коробки сигарету и закурил.

— Почему ты не остался у нее на весь вечер?

А что, неплохая мысль, подумал Уолтер, но вслух ничего не сказал, только крепче стиснул зубы. Он отправился на кухню, вымыл с мылом лицо и руки прямо над раковиной и вытерся бумажным полотенцем. Затем, пройдя холлом, вышел через парад­ное. Клара что-то сказала, но он не расслышал.

В «Таверне трех братьев» он поискал глазами Билла либо Джоэла — ему хотелось с