Шрифт:
Закладка:
Пока одни приставляли к стенам лестницы и начинали карабкаться вверх, другие стреляли по немногочисленным защитникам из ружей и луков, поддерживая своих атакующих товарищей. Как всегда, не обошлось без неразберихи и жертв. В одном месте наскоро изготовленные лестницы оказались коротковаты, в другом караульным повезло их скинуть, но все же казакам удалось подняться наверх, и на стенах закипела кровавая сеча.
Несколько хуже обстояли дела у Панина. Яростно оборонявшимся туркам удалось отбить их первый натиск, но полковник сумел приободрить растерявшихся людей и повел их снова на приступ. Стрелков у него было куда больше, чем у донцов, у них получилось изрядно проредить ряды обороняющихся и снова приставить лестницы к стенам.
– Айда за мной! – крикнул Федька и полез первым, подавая пример.
Вокруг то и дело свистели пули, но он упрямо карабкался, сжимая в руке подаренный царем пистолет.
– Алла! – закричал наверху какой-то ратник в красной шапке с белым шлыком, но тут же свалился, подстреленный.
Другой не стал высовываться, а попытался отпихнуть лестницу рогатиной, но не успел. Добравшийся до самого верха стольник выстрелил в него и, выбросив разряженное оружие, выхватил шпагу.
– Ура! – завопил он, забравшись между двух зубцов.
Ободренные его удачей охотники полезли следом, а на Федьку со всех сторон насели турки. Яростно отмахиваясь от кривых клычей и ятаганов, полковник сумел-таки продержаться до прихода подмоги, а затем вместе с охотниками смог оттеснить османских воинов и закрепиться на стене.
Некоторое время янычарам удавалось сдерживать натиск своих врагов, тем более что к ним стали подходить резервы, но было уже поздно. Русские пушки выполнили свою задачу, и через разбитые ворота уже входили солдаты фон Гершова и бородатые стрельцы.
– Город наш! – осклабился обычно невозмутимый Кароль.
– Не кажи гоп, – отозвался я, пришпорив Лизетту. – Пушки на передки и за мной! Рожков, держись рядом!
Горячая кобылка сорвалась с места, будто только этого и ждала, и полетела вперед, словно на крыльях. В какую-то минуту мы домчались до ворот и влетели внутрь города, чудом никого не затоптав.
За мной тут же поскакали телохранители и казаки, успевшие стянуть своих всадников к царской ставке. Несколько янычар и стражников-азапов[15] попытались встретить нас выстрелами из ружей и луков, но конная лава смела их жалкие попытки сопротивления.
– Показывай, где тут дворец паши и казармы!
– Прямиком по улице, государь.
– Вперед!
Вихрем промчавшись по улице и изрядно опередив наступающую пехоту, мы вырвались на небольшую площадь, в центре которой стоял явно мраморный фонтан. Окружавшие меня всадники без жалости рубили всех, кто имел неосторожность высунуть голову на улицу, и мы, не останавливаясь, ехали дальше.
Но не успели мы углубиться в следующий квартал, как из большого каменного здания нам навстречу высыпала изрядная толпа вояк с копьями и турецкими ружьями. Дистанция до них оставалась приличной, одним махом не преодолеть.
– Стоять! Назад! Отходим на площадь. Рожков, что там такое?
– Это жилище янычар, государь.
– Ясно. Где пушки? Срочно мне их сюда! Десятку спешиться, завяжите с ними перестрелку!
В считаные минуты, громыхая копытами некованых коней и железными ободами больших колес, появилась батарея. Не так и отстали они от нас.
– Пушки с передков, картечью заряжай на прямой выстрел! Огонь!
Грянуло! Сотни чугунных шаров, гудя, словно разворошенный осиный улей, полетели вдоль по улице, сметая все на своем пути, оставляя исковерканные, окровавленные тела.
– Твою дивизию! – только и смог выговорить я, глядя на это зрелище.
– Можно идти дальше, – бесстрастно заметил Михальский.
Все это время литвин ни на шаг не отставал от меня. Стоило какому-нибудь отчаянному турку или татарину кинуться мне наперерез, бывший лисовчик тут же рубил его своей корабелой, если появлялись вражеские стрелки, его люди тут же осыпали их градом стрел, а если бы понадобилось прикрыть меня своим телом, уверен, он, не задумываясь, сделал бы это.
– Вперед! – крикнул я и снова ударил Лизетту шпорами.
Наконец мы оказались перед главной цитаделью. Как и в других городах Причерноморья, прежде это был генуэзский замок, а до того, возможно, и античный город, вокруг которого в более поздние времена османы возвели свои постройки. Ворота, как и следовало ожидать, были закрыты, а перед ними толпились местные обыватели, успевшие выскочить из своих домов и пытавшиеся укрыться внутри замка.
Но напрасно плакали женщины и дети, вздымая руки к застывшему как изваяние на стене здешнему наместнику-мирливе[16]. Никто и не подумал открыть для них ворота, и теперь эти люди оказались беззащитными передо мной и моими воинами. Напротив, со стен раздались выстрелы, от которых несчастные тут же шарахнулись в сторону и побежали обратно, чтобы стать добычей казаков.
– Государь, вам следует отойти, – мрачно буркнул Корнилий, выехав вперед, чтобы заслонить меня от возможного обстрела.
– К черту! – отозвался я. – Где пушки?
– Они целят в ваше величество, – сделал еще одну попытку уговорить меня телохранитель.
В этот момент, как будто подтверждая его слова, рядом с нами в землю воткнулась стрела.
– Вот сукины дети! – выругался я, успокаивая лошадь.
Несмотря на то что Лизетту явно не приучали к звукам выстрелов, она держалась на удивление неплохо, но вот свистевшие то тут, то там стрелы ее явно раздражали.
– Тише-тише, девочка, – приговаривал я, поглаживая по красиво изогнутой шее благородное животное. – Скоро все кончится, и я напою тебя самой чистой водой в этом проклятом гадюшнике, а потом велю насыпать отборнейшего овса…
Наконец батарея снова догнала нас, и артиллеристы, уже не дожидаясь команды, принялись отцеплять свои пушки от постромок и разворачивать их в сторону вражеской цитадели.
– Огнеприпасов много еще? – осведомился я у командира.
– Шесть выстрелов, – отрапортовал тот, приложив два пальца к широкополой на иноземный манер шляпе.
– На орудие? – на всякий случай уточнил я.
– Всего, – бесхитростно отозвался тот.
– Черт! – снова помянул я нечистого.
– Это не так уж страшно, – поспешил успокоить меня артиллерист. – Порох в крепости найдется. Ядра соберем, картечь можно сделать и каменную.