подобает работать кассиршей в каком-то убогом супермаркете. Да и отсюда небезопасно возвращаться домой. А насчет жилья, где вы живете с моим сыном, мы поговорим отдельно.

Закончив тираду, Гордей подхватывает пакеты поудобнее и разворачивается, удаляясь к выходу.

Я же молча смотрю ему вслед, не в силах что-то сказать. Просто не хочу становиться очередным объектом сплетен. Сотрудники и так будут обсуждать меня после работы за моей спиной, как обычно. И я не желаю, чтобы они знали как можно больше подробностей.

Спустя несколько минут я передаю кассу Анне и иду в сторону кабинета Виктории Олеговны. На этот раз терпеть ее выговор не собираюсь. Больше в этом нет никакого смысла.

Когда я поднимаю руку, чтобы постучаться, до меня наконец доходят слова Гордея. Что значит “жена крупного бизнесмена”?!

Глава 16

Виктория Олеговна злится за свою неудачу, но сказать мне по этому поводу ничего не может. Только выговаривает мне за медленную работу, а вскоре отпускает. Ни слова о своих родителях, что меня весьма устраивает.

— На этом всё? Мне нужно идти работать, — говорю я спустя пять минут, не собираясь ее выслушивать еще дольше.

Пропускаю ее слова мимо ушей, и когда она недовольно поджимает губы, но кивает, я ухожу и дорабатываю смену, после чего спешу к сыну в детский сад.

Сегодня я звоню воспитательнице несколько раз, беспокоясь за Диму, но к счастью, всё в порядке.

Когда я выхожу на нужной остановке, у ворот встречаю Гордея.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я и хмурюсь.

— Собираюсь забрать с тобой сына из садика.

— Нет нужды. Я успешно и сама с этим справляюсь.

Гордей сначала молчит и лишь смотрит на меня, но затем улыбается, словно ему что-то нравится.

— Вот она. Та Соня, в которую я когда-то влюбился.

Мне нечего на это ответить, так как его ностальгия и тоска, которая вдруг отражается в глазах, дезориентирует меня и лишает дара речи.

— Тем более, что Дима сам просил меня, чтобы я появился в детском саду, чтобы все поверили, что у него и правда есть отец.

Мне хочется его прогнать, так как меня беспокоит то, что он собирается ворваться в нашу жизнь, будто ничего не произошло, но я меняю свое мнение, когда он говорит о Диме. Я ведь помню, что сын действительно об этом просил, и для него это важно.

В любом случае выбора у меня не остается, так как в этот момент Гордей идет вперед, и я, спохватившись, бегу за ним следом, чтобы успеть войти внутрь чуть раньше.

Когда Дима видит нас вместе, он радостно встает из-за стола и едва не подпрыгивает на месте. Он подбегает, но обнимает не меня, а Гордея.

Мне слегка обидно, что появление отца оттягивает его внимание, но я подавляю в себе это чувство, напоминая себе, что Гордей не появлялся в его жизни целых три года, поэтому Дима так себя ведет.

— Ты пришел!

— Конечно, сынок, я же обещал.

Гордей подхватывает его на руки, и я вижу, как Дима оборачивается и победным взглядом окидывает остальных детсадовцев. Все они смотрят на Гордея с открытыми ртами, и я понимаю, что они не верили Диме. Зная сына, он наверняка рассказывал об этом весь день.

Вскоре мы уходим, и впервые Дима сияет после ухода из детского сада. Раньше я всегда замечала, что порой он был довольно грустным, а теперь наконец-то осознаю, что дело было в том, что в отличие от других детей, у него не было отца, о котором он, как оказалось, мечтал.

Когда мы садимся в машину Гордея, по его настроению я понимаю, что нам с ним нужно серьезно поговорить о будущем.

— Можно сегодня тоже пиццу? — вдруг спрашивает Дима в дороге.

— Если мама разрешит, можем заехать в кафе и там поужинать, — отвечает Гордей, смотря на меня с прищуром.

Я замечаю, как жалобно глядит на меня сын, которому я не могу отказать.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Конечно, я не скрываю своего недовольства перед Гордеем, но это не имеет значения, поскольку Дима начинает радостно хлопать в ладоши, а затем встает между передними сиденьями, начиная задавать Гордою вопросы касательно машин. Ему это явно нравится.

— Когда станешь совершеннолетним и получишь права, я подарю тебе такую машину, какую ты захочешь, Дим.

— Правда?

— Правда. Единственное условие: права ты должен будешь получить сам, без взяток и какой-либо помощи с моей стороны. Понятно?

Гордей разговаривает с Димой как со взрослым, и тому это явно нравится. Ему по душе, что его считают за равного.

Он кивает, а затем оборачивается ко мне, начиная рассказывать, как круто, что папа наконец вернулся к нам.

Я же прикусываю щеку изнутри, а затем перевожу взгляд на затылок Гордея. Я буравлю его взглядом, но он чувствует мое недовольство и не оборачивается. Когда представится возможность, нам придется поговорить о его щедрых подарках сыну.

Конечно, мне хочется давать Диме самое лучшее, но при этом нужно знать меру, чтобы его не избаловать. Не хочу, чтобы он вырос одним из той золотой молодежи, которая рассекает по дорогам столицы и сбивает людей, считая, что родители их отмажут.

Главная моя цель — это вырастить сына порядочным человеком.

Когда мы заезжаем в кафе, Дима видит детский уголок, в котором играют другие дети, и убегает туда, когда мы говорим, что придется подождать заказ.

Мы с Гордеем остаемся наедине, и я скрещиваю руки на груди и выпрямляюсь, готовясь к серьезному разговору.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, Соня. Ты против того, чтобы я был хорошим полицейским на постоянной основе. Но ты пойми, что я не видел его три года и сейчас хочу наверстать упущенное. Так что дай мне время, потом я немного успокоюсь и подстроюсь под твои правила игры.

Его слова обескураживают меня, потому что это не тот Гордей, которого я когда-то знала. Тот никогда не шел на компромиссы и всегда считал себя правым.

Я удивленно смотрю на него, а он слегка улыбается, словно читает мои мысли. Мне это, конечно, не нравится, но я ничего не могу с этим поделать.

— Прошло три года с нашего расставания, Соня. Неужели ты думаешь, что я остался прежним? Поверь, я уже не тот человек, которого ты знала.

— Даже не знаю, как к этому относиться.