Шрифт:
Закладка:
Потом был Курск, и битва в самом сердце русской земли окончательно показала миру, что мы не хуже, – и прежде всего показала это нам самим. Еще через полгода на земле в бой пошли новые Т-34 и первые ИСы, и доля психических расстройств в боевых потерях германской армии подпрыгнула еще раз.
Черт возьми, мы живем в страшное, но интересное время! Принадлежать к армии-победительнице, на которую, говоря газетным языком, «с надеждой взирают» менее удачливые страны, – приятное чувство, что и говорить. Никак не перекрывающее ужаса нормального человека перед войной, но все равно приятное… А вот быть на стороне проигрывающей, причем проигрывающей безнадежно, знать, что шансов нет, что они придут на твою землю и что они сделают с ней, чтобы удовлетворить свою месть… Не дай бог такое.
Удар Красной армии летом сорок четвертого был страшен. Рокоссовский и Жуков, получившие все, что могла дать им размахнувшаяся на всю мощь страна, нанесли серию рассекающих ударов, и немецкий фронт просто рухнул. В малейшую щель впивались танковые клинья, и не дивизий, как в сорок первом, не корпусов, как в сорок третьем на Кубани, а армий – полнокровных танковых армий Катукова, Ротмистрова, Рыбалко, Лелюшенко, десятков бригад и корпусов – гвардейских, полностью укомплектованных, рвущих на части все в пределах досягаемости.
Кавалерийские корпуса – везучий реликт тридцатых годов – рубили тыловиков, перехватывая коммуникации и отнимая у отступавших последние шансы. Над русскими кавалерийскими частями может смеяться только тот, кто никогда не был под их ударом. Но ни разу ни один вид германской разведки не сумел обнаружить советские кавкорпуса до того, как они вырывались на оперативный простор. И слова: «На коммуникациях русские танки и казаки!» – не один раз становились последним, что посеревший от усталости и безнадежности германский генерал писал в своем заключительном отчете Генштабу, прежде чем приставить к виску ствол пистолета.
Группа армий «Центр» просто перестала существовать. Группа армий «Юг», развернув свой прогибающийся фронт почти с запада на восток, пятилась к Балканам, подстегиваемая лобовыми атаками 3-го и 4-го Украинских фронтов. На севере части, почти два года простоявшие на одном и том же месте, спешно перебрасывались к югу. Возникла опасность, что Красная армия сумеет отрезать Восточную Пруссию вместе со всей массой находящихся там войск и гражданского населения. Гитлер объявил Кенигсберг неприступной твердыней и приказал не сдавать его ни при каких обстоятельствах, но обстоятельства все же наступили, причем достаточно быстро.
Фронт Черняховского, обложив город трех королей со всех сторон, не стал рвать себе жилы в лобовых атаках на опоясанную двумя десятками рубежей долговременной обороны и забитую не намеренными сдаваться частями вермахта крепость. За пехоту работали Грабин[44] и Новиков. Освободившаяся на центральном направлении артиллерия, включая весь РГК[45], была в спешном темпе направлена под Кенигсберг, где начала методично, в лучших традициях крепостных войн семнадцатого-восемнадцатого веков долбить укрепления мощью лучших артсистем мира.
Базирующаяся в осажденном городе истребительная авиация была выбита гвардейскими полками на «яках» за несколько дней напряженнейших боев прямо над центром города, после чего авиация фронта сровняла его с землей. Впервые появившиеся над полем боя Ту-2, дополненные сотнями заслуженных «петляковых», ходили над городом кругами, на малейшую попытку зениток огрызнуться выстраиваясь в «карусель» или «вертушку». Такую технику работы называли «полбинской» – в честь якобы изобретшего ее генерала, хотя впервые все познакомились с ней еще в сорок первом, причем на собственной шкуре.
Штурмовики фронта и флота добили все, что могло шевелиться в гавани, а успевшие покинуть ее транспорты и миноносцы были перехвачены в море катерами Балтфлота.
Это заняло всего пять дней, потом в город вошли штурмовые группы. Прекрасный старый город прекратил свое существование, перепаханный вглубь всеми видами оружия, созданного человеком. Это был ответ за Минск, от которого осталось немного, и за Ленинград, не менее красивый и величественный до войны. Когда войска вошли в Кенигсберг и Пиллау[46], то там вряд ли набралось домов на одну небольших размеров улицу.
Остатки гарнизонов, пытающиеся уйти через косу Фрише-Нерунг, были сброшены в море танками, а последние германские солдаты выброшены в окна защищаемых ими домов на холмистом берегу Балтийского моря. Тысячи пехотинцев, сгрудившихся на узкой полосе берега, были расстреляны с песчаных дюн – за Керчь, где так же была расстреляна наша морская пехота, сброшенная в море проклятым 81-м пехотным полком вермахта.
Особенностью советского летнего наступления сорок четвертого года было то, что оно не остановилось, выдохнувшись само собой, как это всегда случалось с летними наступлениями обеих сторон. Каждый раз, когда немцам кое-как удавалось затормозить рушащийся фронт, Василевский швырял на чашу весов еще несколько свежих армий, и фронт снова расползался на части, а выбирающиеся из котлов германские солдаты не поспевали за наступающими русскими.
Откуда эти армии брались, немцам было непонятно. Им казалось, что Сталин имеет неограниченный запас обученной пехоты, танковых экипажей, самих танков и самоходок, проламывавших грудью пояса укреплений уже в самой Германии. И каждая такая армия имела собственную систему снабжения боеприпасами, топливом, продовольствием, останавливая свой бег, только окончательно исчерпав в схватках боевые части.
Слово «катастрофа» появилось само собой. Division-Abteilungen – части, примерно соответствующие дивизиям, собранные из обломков уже разбитых дивизий, дополненные фольксштурмом, «тотальниками» и тыловой швалью, – вырезались советской пехотой. Их давили танками и расстреливали с неба. Ни разу за весь конец лета и начало осени немцам не удалось остановить движущийся на запад вал наступления.
Правда, 2-й Украинский фронт, в свою очередь, попал под молот наиболее крупного контрудара германской армии, поставившей все на карту ради этой попытки. В боях за Эльбинг немцы бросили в бой последние элитные дивизии Восточного фронта – «Рейх», «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», почти все оставшиеся танки и сборные части ваффен-СС, включая прибалтов и европейский сброд. Рокоссовский выдержал удар и прошел Восточную Пруссию насквозь, оставив за собой поля, уставленные горящими «пантерами» и «исами», и перепаханные окопы, вперемешку забитые трупами в черных и бело-желтых после лета мундирах.
Волна восторга в странах Британского Содружества и в собственно Англии несколько поутихла после того, как в освобожденных землях формируемые волей народа правительства одно за другим демонстрировали решимость идти курсом Ленина – Сталина к окончательной победе коммунизма, а то и войти в состав братской семьи советских народов.
Впрочем, чего, собственно, ждали союзники? Что югославы, забрасывающие гвоздиками советских десантников на улицах освобожденных городов, вдруг потребуют ввода находящихся в тысяче километров от них британских и американских войск? Раньше надо
