Шрифт:
Закладка:
Лучшего комплимента на всем белом свете не сыскать. У меня внутри конфетти взрываются.
— Надеюсь, и на вкус также, — шепчу под нос.
Усевшись напротив, складываю руки на стол.
— Так не пойдет, — мотает Ваня головой, отодвигая тарелку.
— Что? — пугаюсь.
— Или ты тоже поешь, или я… не буду один, в общем.
Возмущенно на него смотрю,
— Да ты хоть знаешь, сколько там калорий, Вань? Мне такое на ночь нельзя… — с сожалением произношу.
— А что можно?
— Ну… салат. И греческий йогурт без сахара.
— Доставай свой салат, — непримиримо складывает руки на груди.
— Уговорил.
Когда моя тарелка тоже оказывается на столе, Ваня берется за приборы и, отрезая кусочек мяса, спрашивает:
— Ты… поговорить о чем-то хотела?
— Да, — теряюсь. — Я… мы совсем мало видимся, — выпаливаю скомкано.
— Я ведь говорил тебе…
— Да, я помню. У тебя чемпионат, там твой друг играет. Ива его тоже знает. Вэл Костров, кажется?
Соболев кивает.
— Плюс я сейчас начинаю свой проект. Дел по горло.
— Я понимаю, — мотаю головой. — Всё понимаю. И очень тебя поддерживаю. Во всем. Ты не думай.
— Но… тебя что-то не устраивает?.. Хочешь расстаться?..
— Нет… — выкрикиваю и чуть спокойнее завершаю неприятный разговор. — В общем, все нормально. Это так. У меня характер дурацкий, и я поныть люблю, — отмахиваюсь. — Мама так говорит всегда.
Ваня понимающе кивает, но возражает:
— Ни разу не слышал, чтобы ты ныла. И характер у тебя нормальный, Тая…
Разглядываю светлый затылок, пока Ваня отрезает еще один кусок и аккуратно насаживает его на вилку. Его манеры за столом такие светски-безупречные. Это очень мило.
— Нормальный? У меня нормальный характер? — повторяю недоверчиво.
— Обычный, — хмыкает он.
Во рту становится кисло-сладко от сказанных слов. Наверное, каждая девушка хочет быть особенной?.. А не обычной. Тяжелый десантный комплимент жвачкой припечатывается к моему чувству собственного достоинства.
С досадой потираю шею. Благопристойно жую свой салат.
— Как ты тут обжилась? — интересуется он спустя пять минут.
— Хорошо. Шкаф с утра привезли и собрали. Только поставили не так, как надо. Поможешь?
— Конечно, — поднимается он тут же и кивает на тарелку. — Ты молодец. Вкусно готовишь. Спасибо.
Чуть краснею и, отложив вилку, иду за ним.
— В спальне, — тихо сообщаю.
Соболев вторгается в мою обитель, резко открывая дверь. По сторонам не смотрит. Сразу отправляется к двухстворчатому шкафу с рядом открывающихся ящиком снизу.
— К стене? — спрашивает, не глядя на меня.
— Угу.
Складываю руки на груди и не верю, что все это происходит со мной. Ваня Соболев в моей спальне. Ещё год назад, я бы визжала от восторга.
— Получается? — заглядываюсь на бугристые мышцы на спине, виднеющиеся под футболкой.
— Получается. Кажется.
На миг заслоняю глаза ладонью и думаю: что же мне делать? Как быть? Слушать ли Мию?..
Пеньюар я покупать не стала, потому что вспомнила, что мой парень неравнодушен к узкой талии и закрывать её тканью, пусть и кружевной, было бы глупо. Зато я приобрела черный комплект белья, который зачем-то нацепила на себя сегодня.
Шкаф встает на место, ровно так как надо, и я понимаю, что на принятие решения у меня остались считаные секунды.
Ещё раз окидываю взглядом напряженные руки с крупными мышцами, плечи, узкую талию, подтянутую мужскую задницу.
Сглатываю слюну и уверенно захватываю край банта на поясе…
Вжух — распускается он.
В конце концов, Ваня пришел на ужин. Он звонит мне каждый день, просто… его надо подтолкнуть.
Конкурсы красоты научили меня главному. Можно быть какой угодно обворожительной и идеальной, но если ты не будешь месяцами репетировать проходки, оттачивать рельеф на прессе и посещать примерки у костюмеров — короны тебе не видать.
Чтобы что-то получить, надо чем-то пожертвовать. Сделать шаг.
Пожалуй, то, что я совершаю сейчас, даже не шаг, а… прыжок в пропасть. Сальто в бездну, но я делаю волну плечами, чтобы тонкое платье соскользнуло к ногам.
— Ну всё, — произносит Ваня, прикрывая болтающуюся дверцу.
— Вань…
— Что? Надо было сразу сказать… — замирает он на полуслове развернувшись.
Я могла бы побиться об заклад, что несмотря на то, что его глаза недобро темнеют, а мощный кадык на шее дергается так, что даже я замечаю, Иван Соболев хочет меня ровно также, как это было тогда, на пляже.
По крайней мере, его вздыбленная, жизнерадостная ширинка явно об этом намекает. А я намеки понимаю.
Вытерев пот со лба, Ваня размещает ладони на поясе брюк и неверяще качает головой. Взгляда от моего тела при этом не отводит. Наоборот, нагло курсирует им, как пылесосом, туда-сюда, задерживаясь на самых интересных деталях, вроде полупрозрачной ткани на сосках и промежности.
И, конечно, на талии.
Я же хочу только одного — чтобы он сделал шаг и поцеловал мои губы.
Тоже прыгнул в пропасть.
Ко мне.
Больше всего на свете мечтаю снова ощутить вкус настоящего табака во рту. Щемящий трепет в груди не отпускает. Колени подгибаются.
— Шкаф — не единственная моя покупка, Ванечка, — скромно шепчу, поправляя лямку на лифе. — Подумала, вдруг тебе будет интересно…
Приподнявшись на носочках, задерживаю воздух и выгибаюсь. Совершив полный оборот, возвращаюсь на место.
— Пздц, — выдыхает Ваня, поднимает глаза к потолку и снова ругается. В этой слабой растерянности выглядит безумно обаятельным и притягательным. — Пздц, Тая… — он делает шаг вперед, заставляя мои бедра сжаться. — Солнце, я ведь не железный…
Глава 20. Иван
Первое, что вспоминаю, глядя на практически раздетую Валееву — как тырил у Машки Барби и уносил к себе в комнату.
Один в один, блядь.
Загорелая увлажненная кожа, длинные, стройные ноги, узкие бедра, талия… это вообще пздц, отвал башки. Высокая грудь часто вздымается, блестящие белые волосы манят, а вздернутый тонкий подбородок как бы кричит о том, что я тугодом и импотент в одном флаконе.
Тогда, в детстве, то был первый сексуальный интерес. Стыдно признаться, но до сих пор помню, как шестилетним пацаном разглядывал кукол под одеждой.
Я гребаный извращенец. Потому что мне снова хочется сделать именно это.
— Шкаф — не единственная моя покупка, Ванечка, — Тая соблазнительно поднимает тончайшую лямку на плечо. — Подумала, вдруг тебе будет интересно…
Мне пиздец как интересно, малыш. Но не хочется тебя обнадеживать. И обижать тоже не хочется.
Отец как-то сказал, что женщина — это не только красивое тело. Надо считаться с ее желаниями и мнением. Желание Валеевой ложится электрическим зарядом ко мне в трусы, её мнение сидит там, как прибитое, ещё с Кемера.
Тая кружится, изгибается, включает Королеву Красоты.
Я
