Мышцы на моей челюсти напряглись, а зубы стиснуты до такой степени, что чуть не треснули.

— Ты просто пьяна…

— Я не пьяна, — скулит она, впиваясь ногтями в мою кожу. — Вот почему отец заставляет меня это делать. Я никому не нужна. Никто даже не смотрит на меня. Боже, я не могу смириться с мыслью, что Сальваторе — первый мужчина, который когда-либо прикоснется ко мне.

Мои руки крепко сжаты в кулаки, не давая мне прикоснуться к ней, куда бы я ни бросал взгляд, уступая ее требованию.

Если она посмотрит на меня большими, подведенными тушью глазами и попросит прикоснуться к ней, у меня не останется сил бороться. Я всажу свой член в ее девственную киску, раздвину ее пошире и буду наслаждаться каждой унизительной секундой.

— Ты думаешь, я красивая, Ник?

— Нет, не думаю, — импульсивно отвечаю я.

Ее глаза быстро моргают, пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. Как изверг, которым я являюсь, я жажду боли и поднимаю руку, чтобы коснуться ее лица. Я провожу большим пальцем по россыпи веснушек вдоль ее высокой скулы, а мой взгляд хищно впитывает ее густые брови и ресницы, вздернутый кончик носа, эти широкие, проникновенные янтарные глаза, которые сверлят меня до мозга костей.

— Ты не некрасивая, — говорю я, и слова вырываются сами, прежде чем я успеваю их остановить. — То, что ты так чертовски красива, выкачивает воздух из моих легких.

Она испускает дрожащий вздох. Ее глаза ищуще скользят по моему лицу.

Прежде чем я потеряю всякий контроль над собой, я опускаю руку.

— Ты идешь спать.

— Хорошо. — Она кивает, позволяя мне отвести ее от клетки. — Тогда, может быть, я смогу убедить одного из своих телохранителей трахнуть меня перед брачной ночью.

Демон внутри лижет мой позвоночник злобным языком, и буйство ослепительной ярости застилает мое зрение красной дымкой.

Рациональные мысли улетучиваются из сознания, когда я захватываю ее челюсть между мозолистыми пальцами. Я прижимаю ее спиной к клетке в один и тот же яростный удар моего сердца. Мышцы яростно бьются о мою грудь, кровь обжигает вены, проносясь по организму, как костер, поджигающий мой контроль.

— Если хоть один мужчина поднимет на тебя руку, крови не будет конца.

Ее грудь вздымается у моего предплечья, и дразнящее прикосновение ее соска к моей коже поджигает меня.

Ее глаза блестят в мерцающем свете свечей.

— Потому что я твоя сестра, — говорит она, но в ее словах больше вопроса.

Мое предплечье тянет переднюю часть ее рубашки вниз, чтобы обнажить верхнюю часть шелковистого белого шрама. Вид этого шрама — напоминание о ее боли и мое желание никогда не видеть, как ей больно, — прорывается сквозь него и вытаскивает меня из недр самой темной пропасти.

— Я не какой-то героический мафиозный принц, — говорю я. — Каким бы ты ни представляла меня в своей голове, я не такой человек, Бриа.

Она поджимает губы, и я завороженно наблюдаю за этим действием, испытывая искушение сократить расстояние между нами и поймать ее язык в ловушку.

— Тогда назови мне причину, Ник, — говорит она, ее требование прозвучало на выдохе. — Почему тебя это вообще волнует?

— У меня есть свои причины.

Причина.

Я могу взять Брию прямо здесь, прямо сейчас, и уничтожить ее. Один мой поступок положил бы конец любому союзу с Коза Ностра. Не позволил бы ни одному мужчине принять ее.

Я подписал бы себе смертный приговор.

И в окружении костей, заключенных в эти каменные стены, в промозглом воздухе, наполненном запахом насилия и секса, я испытываю слишком сильное искушение принять свою смерть и похоронить себя в Бриа.

— Потому что, — говорю я вместо этого, позволяя своему рту приблизиться к ее губам настолько близко, чтобы почувствовать ее хрупкое дыхание, — ты так чертовски совершенна, Ангиолетта, что мысль о том, что кто-то из этих недостойных кусков грязи может прикоснуться к тебе, — это мука, которую я не могу вынести.

Я мог бы списать свою слабость на алкоголь. Но я выжег бурбон из своей крови, как только увидел Бриа, склонившуюся над столом.

В ее блестящих драгоценных глазах мелькает испуганное осознание, и она с трепетом кивает мне.

— Хорошо, — шепчет она. — Отнеси меня в постель, Ник.

Страх, скрытый в ее неприкрытом взгляде, вызывает в моей крови пьянящий прилив адреналина, и мне приходится собрать все силы, чтобы сдержать зверя. С усилием я отпускаю ее и отталкиваюсь от клетки.

Когда она покачивается на ногах — алкоголь и эмоции забрали последние силы, — я подхватываю ее на руки и несу через особняк.

Когда я добираюсь до двери ее спальни, она уже почти спит, положив голову мне на грудь. Ее телохранитель Данте делает движение, чтобы потянуться к карману своего пиджака, пока не понимает, что это я. Мой взгляд останавливает его руку и обещает выговор за то, что он позволил Бриа улизнуть из комнаты, будет болезненным.

Я посылаю Вито аналогичное предупреждение.

— Отойди в сторону, — приказываю я ему.

Я должен вырвать ему позвоночник за то, что он недостаточно внимательно следил за ней, но ужасная правда в том, что я просто хочу убить его, чтобы у Бриа не было ни единого шанса выполнить свою угрозу трахнуть охранников.

Когда я закрываю за нами дверь, Бриа цепляется за мою расстегнутую рубашку.

— Я не хочу оставаться одна, — шепчет она.

Я двигаюсь к ее пушистой кровати и откидываю плед из гусиного пуха, прежде чем уложить ее на матрас. Я натягиваю прохладную простыню ей до талии, убирая с глаз долой соблазн ее полуобнаженного тела, и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Ее рука ловит мою.

— А что, если я попрошу тебя поцеловать меня?

Я сжимаю ее руку, не в силах смягчить свою реакцию.

— Братья не целуют сестер. — Ее насмешка — легкий вздох в затемненной комнате.

— Ник, по крайней мере, я не хочу, чтобы мой свадебный поцелуй был первым.

Мои мысли приобретают такой темный оттенок, что сам дьявол вздрогнул бы.

Безумные мысли, проносящиеся в моей голове, заставили бы Брию бежать.

Я мог прямо сейчас закрыть ей рот рукой и прижать к кровати. Я мог задрать ее рубашку. Сорвать трусики с ее бедер. Я мог оказаться внутри нее и разорвать нежную преграду, поддерживающую ее целомудрие, менее чем за три секунды, а мой член был бы измазан в ее девственной крови.

Мой член становится твердым от этой извращенной мысли, а