— Вы это о чём? — Теперь я вижу тревогу в выражении её лица. Подозрение и недоверие. Дурацкий, следует признать, получается разговор.

— Простите… Я… Я не о том… — лепечу я, не в силах выдержать её взгляда. — Я совсем другое имел в виду… Извините, пожалуйста… — Я нащупываю браслет в кармане и как раз вовремя. Воспринимаю его как средство спасения, как возможность удачно перевести тему разговора. — Я ведь пришёл к вам вот с чем…

Выхватываю браслет и демонстрирую его Стелле. Чуть ли не в лицо им тычу, и выглядит это нелепо. Грубо и совсем по-дурацки. Зрачки Стеллы расширяются от удивления. Пальцами правой руки она невольно прикасается к запястью левой, словно бы только сейчас обнаруживает пропажу.

— Ваш браслет, — говорю я, — вы потеряли его там… Во время вылазки…

— Какой вылазки? — тихо, низким замогильным голосом произносит Стелла. Буквально уставилась на меня в упор. Лицо заметно бледнеет и каменеет. Стелла крайне растеряна и подавлена. — Это — не моё… — решительно заявляет она, пытается отойти назад, но упирается спиной в дверь.

— Как — не ваше? — тупо переспрашиваю я. — Вы оставили его в поезде, когда мы ехали в Азимию. Помните, там ещё рядом есть Вершина Тельмана? Вы вышли на той станции, потому что у вас возникли какие-то неотложные дела, — говорю я, а внутренне уже и сам перестаю верить в то, что говорю. Начинаю сомневаться — а не я ли это напутал? Может быть, примерещилось? Но тут Стелла будто бы оживает и с облегчением улыбается.

— Да, точно. Как же я могла забыть? — усмехается она и пожимает плечами. — Действительно, некоторое время назад потеряла его, забегалась, знаете ли. — Стелла вновь опускает взгляд, и я понимаю, что обманывает. — Как мило с вашей стороны. Я уж и забыла про него. Сказать честно, жутко не высыпаюсь, от этого и внимание такое расстроенное. Спасибо вам большое! Как же я без этого браслета?

Стелла принимает браслет, по взгляду понимаю, что жалеет об этом. Ситуация очевидна, всё лежит на поверхности. Стелла услышала что-то тревожное, я сказал что-то такое, что заставило её отказаться от браслета. Потом, когда я точно назвал обстоятельства, при которых она его потеряла, Стелла признаёт, что браслет её, но глупее ситуации и представить себе невозможно. Выглядит это нелепо, однако она допускает оплошность. Действительно, лучше бы не признавала, что браслет принадлежит ей, лучше б играла до конца. По меньшей мере, вышло бы правдоподобнее. Что ж я сказал-то такого, что сначала обескуражил Стеллу, а в следующей фразе исправил положение и заставил изменить реакцию на диаметрально противоположную?

Стелла продолжает говорить слова благодарности. Она признательна и приятно удивлена моим участием. Слабо киваю в ответ и слегка краснею от скромности. Через минуту Стелла, сославшись на усталость, прощается и исчезает в номере.

А я некоторое время стою перед закрытой дверью и размышляю о том, что Майя Стелле — никакая не сестра. «Чёрта с два это её сестра», — думаю я и молча смотрю на дверь.

Глава 12. Тёмная сторона Меркурия

Тот факт, что Стелла и Майя абсолютно не похожи друг на друга — это ещё полбеды. В конце концов, такое бывает, ничего подозрительного в этом нет. Другое дело, что Стелла раньше о ней не упоминала — вот что наводит на неприятные размышления.

Я сижу возле окна, как и в прошлую нашу поездку. Стелла тоже сидит возле окна, но не напротив. Точнее — напротив, но не рядом, а через два сидения от меня. Мы видим друг друга, периодически встречаемся взглядами, но я стараюсь тут же отвести глаза в другую сторону. Стелла, кажется, также отводит взгляд, но иногда ещё и улыбается. Не только мне, но и мне тоже. Растерянная такая улыбка, нервная. Как обычно, впрочем. Стелла пристально всматривается в тёмный пейзаж за окном, и как всегда, Стелла где-то не здесь, а в каком-то другом, параллельном измерении. Стелла в своём обыкновении, разве можно её за это упрекать? И вправе ли я вообще в чём-то упрекать или подозревать её? Но мысли идут своим чередом, будто бы сами собой. Помнится, мы ехали так же, как сейчас, только рядом, на соседних сидениях, и Стелла сказала, что у неё на Меркурии есть друзья, а из родственников — кузен. Точно так и сказала — брат, двоюродный. Я хорошо это тогда запомнил, потому что обрадовался, что она не сказала, что у неё тут есть жених или ещё кто-нибудь наподобие. Это я к тому, что странно это как-то получается: упомянула брата, но не вспомнила о сестре. И хотя Стелла не говорила, что Майя — её родная сестра, это по большому счёту ничего не меняет. Даже если Майя — двоюродная, то всё равно в иерархии родственников сестра должна стоять выше, чем брат. У всех девушек это так, и никто меня не убедит в обратном. Сестра сестре ближе и роднее, это же очевидно. Ну, да, конечно, бывают сёстры нелюбимые. Может быть, Майя — как раз такая, нелюбимая сестра, сестра со странностями (вид её как будто предполагает). Возможно даже, поэтому Стелла сторонится её и не желает вспоминать о Майе. Вполне допустимо, что из-за этого и стушевалась Стелла, когда в поезде рассказывала о своих меркурианских родственниках, а потом, в гостинице, из номера так бесцеремонно меня выставила. Будто бы затронули мы тему неприятную и нежелательную для неё. Возможно, возможно. Но отчего-то не верю я в такое объяснение.

Стелла вновь смотрит на меня, выражение лица виноватое, словно бы безмолвно извиняется за тот инцидент на пороге номера. Я делаю над собой усилие и улыбаюсь ей в ответ, но чувствую, что выходит слабо, и отвожу взгляд к окну. Там холмы и камни. Серо-чёрный пейзаж ночной стороны Меркурия. Продолжаю мучить себя тягостными размышлениями. Наиболее логичным мне кажется предположение, что Стелла занималась чем-то необычным после того, как сошла с поезда на первой попавшейся станции. Не обязательно криминальным или нехорошим, ведь она — журналист, а это всегда, что называется, «на грани». Чем бы там она ни занималась, очевидно, что не хотела, чтобы кто-то знал об этом.