из современников этого акта, продолжим называть Соединенными провинциями Ла-Платы). На этом особенно настаивал один из депутатов – полковник Хосе Франсиско де Сан-Мартин и Маторрас, уроженец Ла-Платы, увезенный в детстве родителями в Испанию и вернувшийся на родину в 1812 году для участия в национально-освободительном движении. «До каких пор мы будем медлить с провозглашением независимости? – спрашивал Сан-Мартин у депутатов. – Не кажется ли вам смешным чеканить свою монету, иметь национальный флаг и герб и, наконец, вести войну с королем, одновременно оставаясь на его „попечении“?»

Сан-Мартин рассуждал совершенно логично, и его доводы были услышаны. 9 июля 1816 года Национальный конгресс единогласно провозгласил Соединенные провинции свободными и независимыми «от короля Фердинанда VII, его преемников и метрополии». Так юридически было закреплено положение, фактически существовавшее с 25 мая 1810 года. И если раньше кто-то мог надеяться на то, что «блудные провинции» смогут вернуться к своему венценосному «отцу», то теперь возможность такого возвращения отвергалась в корне.

Независимость была наконец-то провозглашена, но сразу же встал вопрос: какое именно государство стало независимым? Идея с монархией отпала – стало быть, нужно строить республику… Конгресс переехал из Тукумана в Буэнос-Айрес, где занялся созданием конституции нового государства, проект которой был опубликован 25 мая 1819 года.

В этой конституции слово «республика» не упоминалось ни разу. Главой исполнительной власти объявлялся «Верховный директор», который должен бы был избираться на пятилетний срок большинством голосов на совместном заседании обеих палат Конгресса, осуществлявшего законодательную власть. Верхней палатой был сенат, в который, помимо делегатов от провинций и столицы, входили лица, занимавшие высокие должности. Нижнюю палату образовывали выборные депутаты. Устанавливался имущественный ценз, который для сенаторов был в два раза выше, чем для депутатов нижней палаты… Впрочем, дальше можно не рассказывать, поскольку эта конституция не получила одобрения в провинциях, которые не хотели видеть над собой ни монарха, ни директора. Губернатор провинции Санта-Фе Эстанислао Лопес, губернатор провинции Энтре-Риос Франсиско Рамирес, а также генерал Хосе Мигель Каррера выступили против Верховного директора Хосе Касимиро Рондо Перейры, пришедшего на смену генералу Пуэйрредону в середине 1819 года.

1 февраля 1820 года у городка Каньяда-де-Сепеда, в провинции Санта-Фе, произошло сражение между войсками директории и федералистами, в котором последние одержали победу. Директория пала. Войска федералистов вошли в Буэнос-Айрес, где 23 февраля 1820 года Эстанислао Лопес, Франсиско Рамирес и временный губернатор столицы Мануэль де Сарратеа подписали в городе Пилар[75] договор, который предусматривал созыв конгресса для установления федеративной формы правления. При этом в договоре было сказано о национальном единстве Соединенных провинций. Так начала оформляться аргентинская нация. Впрочем, против национального единства не выступали даже самые рьяные каудильо. «Я никогда не откажусь от своих принципов – я буду одним из первых, кто призовет к формированию национального органа власти, который наконец-то даст стране национальную организацию, обусловленную ее коренными интересами, и это, вне всяких сомнений, выражает желание всех детей нашей земли», – сказал в 1832 году Эстанислао Лопес, когда централизм взял верх над сепаратизмом (сам он управлял провинцией Санта-Фе до конца своей жизни, наступившего в 1838 году).

Надо отметить, что Буэнос-Айрес, с которого была снято бремя постоянной заботы о провинциях, оказался в выигрыше. Отныне все таможенные сборы и прочие доходы от торговли поступали в городскую казну и тратились на нужды города. Отпала необходимость содержать большую армию и нести прочие расходы общегосударственного характера. Правда, престиж города слегка потускнел, но, как говорили в старину, «тугой кошель важнее длинной родословной». Или же лучше сказать по-другому: «меньше почета – меньше заботы». А вот в провинциях дела шли не очень-то хорошо – старые феодальные порядки были уже не актуальны, разобщенность неблагоприятно сказывалась на торговле, унаследованная с колониальных времен система управления тянула общество не вперед, а назад, и вдобавок ко всему обстановка в провинциях была нестабильной, неспокойной. 1820 год не зря прозвали «годом анархии» – каждый творил, что ему вздумается, а в Буэнос-Айресе, где не было настоящей диктатуры, такой, которую каудильо установили в провинциях, за этот год власть сменилась пять раз.

Реформы Мартина Родригеса

До 1806 года Мартин Родригес управлял семейным ранчо, а затем вступил в ополчение для борьбы с британскими интервентами. Поддержав Майскую революцию, он дорос до полковника, но в 1811 году из-за поддержки Корнелио Сааведры ненадолго угодил в тюрьму (обычное дело по тем временам), но вскоре получил свободу и был назначен начальником генерального штаба Армии Севера. Репутация «железной руки», то есть властного и непреклонного командира, привела Родригеса в сентябре 1820 года на пост губернатора провинции Буэнос-Айрес, который ему предстояло занимать в течение трех лет. Для ликвидации царившей повсеместно анархии Родригес получил неограниченные полномочия. Аргентинцы – прирожденные демократы, стремление к свободе у них в крови, но стоит только делам пойти плохо, как они сразу же начинают мечтать о сильной руке, такой вот парадокс.

В правительстве Родригеса были представлены как сторонники федерального устройства, так и «централисты», лидером которых был будущий первый президент Соединенных провинций Бернардино де ла Тринидад Гонсалес Ривадавиа, ставший правой рукой Родригеса и инициатором большинства реформ, принятых в его правление. Ривадавиа занимал пост министра внутренних дел, а до этого в течение пяти лет он представлял интересы Соединенных провинций в Европе, в основном пребывая в Париже, где успел набраться прогрессивных идей.

Бернардино Ривадавиа

Первой важной реформой стал так называемый «закон забвения», принятый 7 апреля 1821 года. Люди, покинувшие Буэнос-Айрес по политическим мотивам, в том числе и те, кто был выслан, получили возможность вернуться обратно – прошлое предали забвению, можно было начинать новую жизнь. «Закон забвения» был хорош вдвойне. Во-первых, он призывал прекратить раздоры и заняться делом. Во-вторых, большинство вынужденно уехавших были людьми, способными приносить обществу значительную пользу.

24 декабря 1821 года было упразднено кабильдо Буэнос-Айреса, а его полномочия перешли к губернатору. Двумя годами позже – 23 декабря 1823 года – вышел декрет, согласно которому законодательная власть предоставлялись выборной Палате представителей (Законодательному собранию), которая избирала губернатора, главу исполнительной власти. Так был сделан первый шаг к президентской республике. Важным новшеством стала публикация всех правительственных актов в печати – политика приобрела гласный характер.

Другим ударом по реакционерам стала церковная реформа, урезавшая многие привилегии духовенства, начиная с церковной десятины. Отныне церковь контролировалась государством, а не стояла над ним. Помимо сокращения насельников в монастырях, было запрещено принятие монашеского сана до достижения тридцатилетнего возраста, а заодно был положен конец беззастенчивой эксплуатации крестьян монахами. То, что