же вроде должно лечить. Когда-нибудь станет легче, что его больше нет?

Шумно выдыхаю, беру себя в руки и завожу автомобиль.

В полной тишине мы выезжаем с парковки и едем в сторону клиники, в которую я засуну своего братца. Эта мысль пришла мне в голову сразу же, как я увидел его тройничок. А как только он предложил мне отсосать у него, то я понял, что отвезу его туда сию же секунду. Это уже за гранью дозволенного. Через этот рехаб прошло множество знаменитостей, пусть побудет там некоторое время, а со школой что-нибудь придумаю. Под «что-нибудь» я, конечно же, подразумеваю деньги. Ведь деньги у нас решают все. Мерзость.

С каждой минутой дождь становится все сильнее. Город за окном превращается в одно большое серое пятно. Капли дождя тарабанят по лобовому стеклу, а щетки стеклоочистителя быстро двигаются, пытаясь от них избавиться. Через пятнадцать минут рассеянный свет фар «Тахо» падает на белую табличку с надписью «Реабилитационный центр Роузи Макгомери».

– Ты смеешься надо мной? – вопит с заднего сиденья Джереми, увидев клинику, но меня это не шибко волнует.

Я поворачиваюсь к Джессике и тихо произношу:

– Детка, я знаю, что ты всегда делаешь все наоборот, но сейчас, пожалуйста, подожди меня в машине. Это не займет много времени.

Она удивленно смотрит на меня, а затем кивает. Надо же, даже не начинает пререкаться.

– Алло! – напоминает о себе брат.

Открываю дверь и оказываюсь под проливным дождем, а затем дергаю за ручку дверь заднего сиденья и рычу:

– Выметайся.

– Ты совсем обдолбался?

– Обдолбался из нас двоих только ты. И долбишься ты уже несколько недель.

– Ты был обдолбанным пять лет!

Дерьмо. И ведь не поспоришь.

– Где ты был, когда мама с папой подыхали? Трахал очередную шлюху на свингер-пати? – орет Джереми. – Лучше бы ты разбился в этой аварии, а не они! Лучше бы это ты подох, а не Ник!

Вытаскиваю его из машины, пока он продолжает вопить, и тащу к дверям клиники. Добавляю к сумме лечения дополнительный нолик в конце, чтобы сохранить конфиденциальность, прощаюсь с Джереми и выхожу на улицу.

Останавливаюсь под козырьком, закрываю глаза и пытаюсь вдохнуть полной грудью. Но не выходит. Дышать в принципе не хочется.

Да. В тот вечер я обдолбался и трахал очередную шлюху на свингер-пати. Он думает, что я не сожалею об этом? Да я хочу сдохнуть каждый божий день.

Представляю, как на Землю летит метеорит и падает прямо на мой «Феррари», в котором сижу я. Или какой-нибудь сумасшедший фанат бросает во время моего концерта на сцену гранату, которая разрывает меня на тысячу частей. Или одна из малышек, которую я трахнул и свалил, решает отравить меня, подсыпав мне в виски убойную дозу рогипнола[22].

Мне наплевать, каким образом я сдохну.

Чувствую нежное прикосновение ладони на своей щеке и распахиваю глаза.

– Ты никогда не делаешь то, о чем тебя просят, да? – хриплю я, увидев большие голубые глаза, с беспокойством изучающие меня.

– Никогда, – шепчет Джессика, коснувшись пальцами моих губ.

Моросящий дождь становится сильнее, и большие капли стекают с козырька прямо на нас. Но нам все равно.

– Нам нужно обсудить то, что произошло в офисе, – начинаю я, но Джессика отрицательно кивает головой.

– Не сейчас, – шепчет она и медленно целует меня.

Зарываюсь рукой в ее шелковистые волосы и углубляю поцелуй.

Наверное, мне следует быть с ней нежным, но вместо этого я буквально трахаю ее рот. Мой язык жадно соприкасается с ее, зубы то и дело кусают эти греховные губы, а пальцы практически впиваются в ее голову до самого скальпа. Я вкладываю в поцелуй всю свою боль, и мне жизненно необходимо забыться.

Джес дрожит в моих руках, крепче сжимая меня за плечи. Она постанывает, пока я вновь и вновь атакую ее дьявольски соблазнительный рот. От каждого прикосновения ее языка я горю. На вкус она как конфетка, самая сладкая ириска, растекающаяся по языку. И теперь я понимаю, что хочу умереть от сахарного экстаза.

Я не знаю, сколько мы так стоим, но когда отрываемся друг от друга, то уже насквозь промокли.

– Тебе обязательно сейчас возвращаться в офис? – хриплю ей в рот я.

Она задерживает дыхание и нервно облизывает губы.

– Мне нужно кое-куда доехать. Поехали со мной? – Провожу пальцем по распухшим от поцелуя губам и наклоняюсь, оставляя на них едва уловимый поцелуй, а затем прислоняюсь лбом к ее лбу: – Пожалуйста. Просто побудь со мной.

Джессика кивает, ничего не спрашивая. И я прижимаю ее к своей груди, зарываюсь носом в волосы, которые пахнут сладостью, и счастливо выдыхаю.

Глава 13

Johny Craig – D.R.E.A.M.

Тиджей

– Любимый актер?

– Роберт Дауни-младший. Первый секс?

– В восемнадцать. Любимое блюдо?

– М-м-м. Пицца пепперони. Любимая поза в сексе?

– Когда я сверху, – отвечает Джес, а затем громко цокает: – Почему я задаю тебе нормальные вопросы, а ты мне – про секс?

– Это уже вопрос к тебе, детка, – издаю смешок.

Джес закатывает глаза.

– Я хочу тебя, – хрипло произношу я, облизывая губы.

– У нас был секс час назад.

– Ну и что? Детка, ты сидишь рядом со мной, пахнешь сладкими ирисками, вдобавок к этому ты вся промокла, и я снова вижу твои соски. Даже у мертвого встал бы!

– Ты же понимаешь, что для эрекции необходима циркуляция крови? Отсюда можно сделать вывод, что у мертвого ни при каких условиях не может встать.

– А как же Дэймон?

– Какой Дэймон?

– Сальваторе.

Она фыркает:

– Технически он не мертв.

– Технически он как раз таки мертв.

– Вампиров не существует.

– То, что ты их не встречала, не означает, что их не существует. Ты же веришь в то, что русалки плавают в океане! А вампиров, значит, нет?!

Джесс издает стон отчаяния:

– Святые угодники, твой рот когда-нибудь закрывается?

– Нет. Но иногда я могу долго молчать.

– И когда же ты позволишь мне насладиться этим мгновением?

– Когда буду делать тебе куни.

Закрывает лицо ладонью и смеется, и я присоединяюсь к ней.

– Ты самый озабоченный человек, которого я когда-либо встречала.

– И что плохого в том, что я люблю секс?

– Не знаю. Но ты слишком зависим от этого.

– Мне нравится заниматься сексом. Тебе, смею напомнить, тоже. Или я не прав?

– Да, но…

– Никаких «но», детка. Ты расскажешь, почему заплакала в офисе? – возвращаюсь к теме я. – Я сделал тебе больно?

– Нет.

– Тогда почему, Джесси?

Какое-то время она молчит, а затем наконец отвечает:

– Я чувствую себя использованной.

ЧТО,