– Марья…

Со скамьи, приветствуя гостью поклоном, поднялся худощавый мужчина. Клиновидная борода его и утянутые алой лентой волосы выгорели на солнце, явно говоря о частых странствиях, а голубые глаза хоть и лучились какой-то праведной добротой и надежностью, однако же глядели на гостью остро и внимательно. Кажется, чародей догадывался о том, кто перед ним. Это, впрочем, саму Марью заботило мало. Потому как даже ежели у него и имелись к ней какие-то счеты аль претензии, то выяснять отношения под крышей собственного дома, при супруге, что на сносях, нарушая законы гостеприимства, чародей явно бы не стал.

– Позволь поприветствовать тебя!

– Благодарю.

Сдержанно ответив, Марья опустилась за стол подле Ивана, сев напротив супругов-хозяев.

– Ну, раз все познакомились, сейчас и трапезничать станем! Если моему брату, конечно, кусок в горло полезет…

Ольга бросила шутливый взгляд на Ивана. Тот при виде морской царевны, кажется, потерял дар речи и только и делал, что глядел на нее во все глаза. Сперва Марья даже не поняла, в чем причина столь бурного удивления, но затем сообразила – молодой царевич, даром что они держали путь не первый день, впервые увидел ее не в броне, а в платье. И поглядеть ему, это уж Марья знала наверняка, было на что.

Дорогая шамаханская парча струилась по ее стройному, точно тростинка, и гибкому, будто у лани, телу, удивительным образом подчеркивая все достоинства морской царевны. Недостатков же у Марьи не было вовсе – любая, даже самая распрекрасная земная дева супротив дочери Володыки была бы все одно, что медяной алтын в сравнении с полным злата, серебра и драгоценных самоцветов ларем. Фарфоровая, без единого изъяна кожа царевны будто бы светилась изнутри волшебным лунным светом. Движения ее были плавными и грациозными, словно не шла морская дева – перетекала из одной позы в другую. И лазоревые волосы водопадом рассыпались по плечам да спине, а пышная, упругая грудь мерно вздымалась над плоским, точно безмятежное весеннее озеро, животом. Полные же, сахарные уста Марьи горели огнем наливных страдницких[12] яблок, а в глазах, насыщенно-синих, под черными, точно уголь, ресницами, казалось, можно утонуть да никогда не воротиться.

– Так, признавайся, братец, где ты украл столь прекрасную деву?

Не обращая внимания на слуг, что расставляли по столу многочисленные яства – от томленого в печи с хреном и сметаною поросенка и гуся, запеченного в яблоках, до цельно поданной севрюги и грибных щей, питья в виде кваса, вина, браги, медовухи и свежего березового сока, – Ольга, подперев голову ладошкой, с прищуром воззрилась на Ивана.

– Где украл, там больше нет…

Царевич говорил не своим голосом, по-прежнему не отрывая глаз от Марьи и, кажется, напрочь позабыв, кто перед ним. Ольга на такой ответ вовсе не обиделась, лишь кивнула степенно, а сама морская царевна, уже порядком смущенная столь пристальным вниманием, предпочла сосредоточиться на угощениях.

Благо местный сокалчий[13] оказался отменным мастером, и, что бы ни оказывалось во рту Марьи, все взрывалось вкусом, таяло на языке и требовало немедленно похвалить сокрытого в глубинах дворцовой поварни умельца.

– Ну что ж, вот теперь сказывать и можешь, что за нужда тебя к сестре родной в дом привела. Ведь дело ясное – так просто ты отродясь не заглянешь…

Когда трапеза наконец была закончена и все, довольные и сытые, лениво потягивали терпкое вино, Ольга вновь обратилась к брату. Иван открыл было рот, чтобы ответить, но царевна с лукавой улыбкой тут же продолжила:

– Уж не затем ли, чтобы представить мне свою невесту, а? И не делай такие глаза! – она по-доброму рассмеялась. – Вижу ведь, как ты на нее смотришь!

Услышав такое предположение, Марья, которая как раз пригубила насыщенно-багряный напиток из резного серебряного кубка, едва не поперхнулась. Это не укрылось от внимания царевича, который, еще мгновение назад желавший отделаться безобидной шутейкой или неопределенной небрежностью, закрыл рот, расплылся в довольной улыбке и молвил:

– Ох, и проницательна ты, сестрица! Хорошо, ладно, раз так, чего таиться? Признаюсь уж – раскусила ты нас! Марьюшка, – он накрыл ладонь опешившей морской царевны своей дланью, – суженая моя, невестушка любимая!

– Чего?

К Марье вернулся дар речи, и она, округлив глаза, с грохотом поставила кубок на стол.

– Какая еще невеста?! Ты, никак, с вином перебрал, царевич?! Я ведь тебе яснее ясного сказала, что это…

Договорить царевне не удалось. Потому как Иван, вдруг прильнув к ней, накрыл ее уста своими в сладком от терпкого вина поцелуе. И Марья вместо того, чтобы пришибить его на месте за такую дерзость, сама не зная, отчего, замерла лишь испуганной неркою, забыв, не только как говорить, но даже и как дышать.

– Ну, будет тебе, родная.

Отстранившись, он заглянул ей в глаза, порядком, кажется, и сам ошарашенный. То ли самим случившимся, то ли тем, что все еще, после своей выходки, жив.

– Видишь ведь, раскрыли нас.

– Да уж… – Марья мило улыбнулась. – Что тут еще добавишь? Так и есть все. Любовь у нас с царевичем распрекрасным. Прямо-таки с первого взгляда любовь!

Она поглядела на Ивана, взором пообещав наглецу самую страшную кару позже.

– Да.

Тот судорожно хохотнул, явно поняв ее посыл.

– Ах, ну до чего же я за вас рада, дорогие мои! – Ольга, в глазах которой блеснули бисером слезы, сцепила у груди руки. – Не пересказать даже! Ведь давно уже Ванюше твердила – остепениться ему пора. Все выведать пыталась о делах его сердечных, да только разве ж из молчуна этого чего вытянуть можно?

Она осуждающе покачала головой, но тут же вновь восторженно молвила:

– Ох, ну какая же вы пара красивая, загляденье просто! Сокол, скажи же, а?

Ольга повернулась к мужу, и тот с улыбкой кивнул:

– Что есть, то есть. Поздравляю вас с помолвкой.

Глаза его, впрочем, глядели на «молодых» по-прежнему цепко. Чародей их с Иваном неподготовленному представлению явно не поверил.

– Уф… – Иван потянулся. – Ну а теперь, коль уж тайна наша сердечная раскрыта, позволь мне, сестрица, немного с твоим мужем посекретничать. Прогуляемся, Сокол?

– Прогуляемся, отчего же нет.

Кивнув друг другу, мужчины одновременно встали, и Сокол поцеловал супругу в щеку.

– Душа моя, мы пойдем. Ты меня не жди, спать отправляйся, время уж позднее.

– Как скажешь, милый, мы чуток лишь с Марьюшкой пошушукаемся, – Ольга одарила мужа любящим взором.

– Вот и правильно, – Иван, явно довольный открывающейся пред морской царевной перспективою, расплылся в улыбке. – А затем ты тоже отдыхать отправляйся.

– Иван!

Марья, решив, что с нее скоморошьих развлечений довольно, резко поднялась. Она не собиралась идти на поводу у царевича и отпускать его одного держать разговор с Соколом, а потому была полна решимости идти с мужчинами.

– Не тревожься, скромница моя. Мы совсем ненадолго. Коль желаешь, обожди меня у себя. Я