купила новые льняные скатерти, шторы на окна.

Странная прихоть; но мне хотелось, чтобы мой дом, моя таверна была уютной и красивой. Я хотела смотреть на дело рук своих и радоваться. И люди, которые приходят ко мне, тоже должны были радоваться.

Для гостей я накупила хорошего мяса, отборной свинины у мясника. Старый Ганс снова с охотой (и за умеренную плату, конечно), привез мне купленное мясо. И в таверне аппетитно запахло наваристой жирной похлебкой и печеной на углях свининой, вымоченной в уксусе и маринованной с луком.

Посетители потихоньку потянулись к нам. Особенно людно было вечером, когда я запекала на шпажках маринованную свинину, и жир шипел на рдеющих углях, а от аромата слюнки текли.

Кто знает, заслуга ли это Ганса, который регулярно столовался у нас и всем рассказывал, как хорошо я научилась готовить, или налившиеся румянцем щечки красотки Бибби, которая от регулярного питания похорошела и округлилась. Да только теперь таверна была полна желающими попробовать похлебки с той самой чудо-репой, которая придает сил и так вкусна, как описывал Ганс.

Все-таки, мои навыки шеф-повара тоже очень пригодились. Знакомые всем продукты я умела приготовить так, что посетители уписывали их за обе щеки и только головой мотали от удовольствия да нахваливали.

Старая Ханна, с прибранными волосами, умытая и опрятно одетая, в новом, хрустящем крахмальном фартуке, пекла вкуснейшие блины с золотистым шкворчащим маслом. В них мы заворачивали по ложке грибной икры из подосиновиков, с морковью и чесноком, и блины наши пользовались спросом.

Бибби, смеясь и флиртуя, разносила холодные кружки со свежим пивом, целые подносы с жареным мясом и вареным картофелем.

Зеленое платье ей шло невероятно. Заморыш и тихая, как тень, Бибби превратилась в отчаянную кокетку, которой отвешивали весьма сочные комплименты все постояльцы.

— Смотри, не повторяй моих ошибок, — предостерегла я ее, увидев, какими голодными взглядами провожают девушку наши гости. — Надо бы с этого дня насобирать тебе сундучок с приданым. И денег поднакопить, чтоб отдать тебя замуж поудачнее. И выбирать ты будешь сама, а не как я — кто поманил, за тем и пошла.

Бибби от удовольствия даже покраснела и согласно кивнула.

В ее огромных глазищах я прочла уверенную гордость. Глядя, как наше заведение снова входит в моду, Бибби обрела душевное спокойствие и уже не напоминала забитого, запуганного зверька. Да, она не совершит моей ошибки; она действительно подойдет к выбору спутника жизни придирчиво.

И это правильно!

Картофель, как я и предполагала, всем пришелся по вкусу. Он действительно ведь очень сытный, питательный, а продавали мы его недорого. Вареный, жареный. Да еще с маслицем, присыпанный зеленью!

Мои вложения в землю окупились очень быстро. Пять золотых, огромные деньги для полунищей хозяйки разорившейся таверны, теперь для меня не казались такой уж астрономической суммой. Все еще большой, но не огромной. А наших запасов чудо-клубней достаточно было, чтоб безбедно жить всю зиму.

Как и пророчествовал Ганс, полностью выкопать картошку удалось лишь через неделю. Ею был завален весь подвал, и старая Ханна, поднимаясь рано с утра, шла и чистила ее целыми мешками, чтоб хватило на целый день на толпу пирующих.

Очистки выбрасывать было жаль, и к радости Ханны я купила пару свиней. Старуха, как оказалось, очень уж любила животину, и надеялась, что подросшие поросята начнут плодиться. Ганс поправил нам свинарник, накрыл крышу, привез соломы побольше, чтоб свиньям было тепло зимовать. Очисток в таверне оставалось много, и овощных, и мясных. Ханна на заднем дворе, на сложенном из камней очаге, в огромном чане варила картофельную кожуру с капустными листами и зерном, и до отвала кормила своих новых питомцев.

— Даст бог, и мясо нам не придется покупать, — говорила она, почесывая щетинистые загривки хрюкающих поросят.

В общем, мы обустраивались как могли.

С Бибби мы отобрали несколько мешков на семена, просушили как следует, и засыпали до весны в сетчатые, сплетенные из крепких нитей мешки.

Осталось еще одно дельце.

Трюфеля.

Очень уж я хотела их отвезти в столицу и продать там подороже. А если повезет, то наладить сбыт. Поставлять грибы на кухни знатных господ.

А что? У меня все для этого было. Я хороша собой, опрятно и со вкусом одета, обходительна и мила. У девушки моей внешности грибы возьмут с охотой. Только б найти покупателя и не дать себя облапошить и ограбить в пути…

О Грегори я и думать забыла. Он больше не являлся мне в кошмарах по ночам, я не слышала его издевательский смех, позабыла угрозы и притязания. Мысли мои успокоились и текли плавно, все направленные в одно только русло: в процветание моего дела. Я собиралась стать одной из самых зажиточных и уважаемых горожанок, и пока мне удавалось небольшими шажками подойти ближе к этой мечте.

Но однажды Грегори, мой несмываемый позор, моя горечь стыда, снова явился в мою таверну. Вероятно, слухи о моих успехах долетели до его ушей, и он лично хотел убедиться, насколько это правда.

***

Я даже не сразу его увидела, а увидев — не сразу узнала. То ли насущные дела настолько вытеснили его образ из моей памяти, то ли он настолько потускнел в сравнении с тем, с другим мужчиной, о котором я отваживалась думать тайком. Или же просто научился быть незаметным от насмешек тех людей, перед которыми ранее он хвастался тем, как ловко облапошил меня.

Но, так или иначе, а выглядел он не блестяще.

Я лишь усмехнулась, оценивая его порядком потрепанный вид.

Его некогда нарядная одежда была порядком поношена, затерта и пыльна, словно ему приходилось носить ее каждый день, не меняя. Ткани потускнели, лишились былой яркости, и Грегори стал каким-то серым, незаметным, невзрачным.

Физиономия у него тоже как-то странно посерела, вытянулась, словно долгое время ему приходилось довольствоваться постной пищей. А вкусные куски будто б проносили мимо его носа, даже не позволяя толком понюхать.

Даже Бибби, едва начавшая поправляться, в сравнении с Грегори теперь смотрелась более сытой, румяной и довольной.

Кажется, мое упрямство, мое нежелание продать ему по дешевке