Хотелось стонать, но выходило слабо. Слишком тихо, слишком рвано, совсем не так, как кричала закипающая кровь, расплескиваясь по венам расплавленным золотом.

Чужой рот изучал, пробовал, жадно втягивал тонкую кожу, не забывая тут же ее утешить ласковым и томным прикосновением, делая все внизу еще более влажным, сочащимся. Двигая бедрами в такт, я могла только крутить головой, слыша, как трещит под пальцами ткань. Грудь тянулась к потолку, скучивая горьким желанием соски, умолявшие о внимании.

Край пропасти, с которой я никогда не встречалась лицом к лицу, был все ближе, в одном шаге. Еще секунда, мгновение, и я вспорхну, чтобы тут же рухнуть вниз, заполняясь восторгом от падения, несущего ключи от райского пира.

— Ты такая вкусная. Пил бы твои соки вечность.

Откровенные слова перечеркнули игру с прелюдией, разрывая меня на части и подбрасывая к потолку. По телу прошлась ужасающей силы дрожь, в мышцах застыла сталь, рот открылся в громком стоне, выдыхая последний воздух, и уничтожающее удовольствие широко распахнуло мои глаза, прогоняя такой откровенный, а главное, реалистичный сон.

Чужой потолок. Чужая кровать.

Великий Медведь!

Судорожно дыша, я подпрыгнула, усаживаясь и с ужасом оглядываясь.

Спальня была пуста. Возвращая события этого утра в уморенный болезнью мозг, память напомнила, как я здесь очутилась.

Отбросив покрывало, уставилась на свои голые ноги, торчащие из-под сорочки, и со стоном упала назад, выдыхая.

Сон, это был просто сон.

Но приятная ломота в теле, не успокоившийся ворох мурашек и вспотевший лоб вместе с полыхающими краснотой щеками говорили об обратном. Словно все приснившееся происходило на самом деле, и та вспышка совсем не была игрой моей фантазии.

Низ живота слегка тянуло и пекло, отчего я поморщилась, попытавшись слегка согнуть ноги, и тут же пожалела об этом, так как открывшаяся дверь позволила заметить, как серый взгляд подкрался под задранную ткань сорочки и жадно вспыхнул.

— Ты проснулась, — Харланд медленно отвел глаза и тут же замер, закрывая их и странно нюхая воздух.

Крылья его прямого носа затрепетали, улавливая только ему понятные запахи, и уголок мужской губы дернулся в улыбке, которая тут же растаяла, заставляя мышцы мужского лица закаменеть.

— Как ты себя чувствуешь?

— Х-хорошо. Отлично! — подскакивая с постели, замоталось в первое, что попалось под руку.

По-глупому укутанная в плед, я старалась закрыть все, кроме лица, от чужих глаз, понимая, что моя сорочка мало что скрывает, тонкой тканью подчеркивая мягкость груди и просвечивая развилку ног.

Смущенно потоптавшись на месте, осмотрела каменный пол, местами прикрытый шкурами. Вспомнив, что оказалась здесь, будучи принесенной на руках, мысленно выругалась.

Бежать по коридорам босиком, едва оклемавшись от болезни, не представлялось возможным, но, судя по напрягшимся мужским плечам, выбор у меня небольшой и уматывать нужно как можно быстрее.

— И куда ты спешишь? — преградив мне выход, блондин сложил руки на груди и вопросительно выгнул бровь.

Нависая надо мной с высоты своего роста, он выглядел еще более впечатляющим, чем заставил меня испуганно отшагнуть и напряженно фыркнуть.

— К себе. Спасибо за… гостеприимство, — не зная, как словами описать то, что лорды грели меня своими голыми телами, лежа со мной в одной постели, сказала я. — Но мне пора.

— Тебе точно некуда спешить. Если хворь отступила, еще не значит, что она не вернется. Марш в кровать.

Возмущенно хлопнув губами, я не нашлась что ответить, замерев, как истуканчик.

— Ноги застудишь, берочка.

— С чего вдруг ты раскомандовался? То, что мы помолвлены, еще не дает вам права что-то мне приказывать!

— Приказывать — нет, — не растерялся он, отступая от дверей и подкрадываясь ближе, дав уловить морозный аромат, витающий вокруг бера. — А вот заботиться — наша обязанность, даже если ты это не хочешь.

— Но!..

Не дав договорить, блондин ловко подсек меня своим крепким плечом, схватил за бедра и поднял в воздух, закидывая на себя, как мешок с мукой.

‌‌‍

Под мои громкие возмущения бер без какого-либо смущения вернул меня обратно в постель, ставя ногами на кровать и стягивая мое единственное прикрытие. Поравнявшись с ним в росте, я сопротивлялась изо всех сил, но куда мне до бера? Меньше чем через полминутки плед был сброшен вниз, а глаза Харланда сверкнули незнакомым мне огнем, вновь раздувая точеные ноздри.

— Доволен?!

В гневе сложив руки на груди, невольно подчеркнула ее фактурность, возмущенно выставив одну ногу вперед. Глаза бера кричали, что он почти доволен, а вот руки, резко очутившиеся у меня на бедрах, подсказывали — до полного удовлетворения беру нужно немного.

— Эй! Пусти!

— Берда ты уже целовала, — хрипло прошептал белый медведь. — Вард сам тебя целовал, а вот я остался не у дел.

— Ты обманщик! Предатель!

— Сама-то в это веришь? — скользнув взглядом от моего лица к косточкам ключиц и ниже, бер тяжело задышал, втягивая воздух все громче. — Я твой, а ты моя. Это с самого начала было понятно.

— Ничего подобного!

Но мои возмущения потонули под странным, рваным вздохом, который сорвался с губ раньше, чем мозг заработал, посылая по телу незнакомые теплые импульсы.

Харланд, резко склонившись, осторожно, но убедительно сжал зубами верх груди, виднеющийся в вырезе сорочки, и жарко облизнул кожу языком, вновь заставив горло страшно сжаться, выпуская еще один всхлип.

— Как ты пахнешь, — прошептал сумбурно, рвано, утыкаясь носом сильнее и ошпаривая своим горячим дыханием.

— П-пусти, — заикнувшись, уперлась ватными руками в мужские плечи, невольно впившись в них ногтями.

Ткань под ними захрустела, но сдержалась, так и не дав мне понять, отталкиваю я бера или, напротив, прижимаю крепче.

Не дав мне определиться, губы Харланда заскользили ниже, прямо в ложбинку, а пальцы на бедрах сжались куда убедительнее, притягивая ближе и не позволяя отступить.

— Пусти… Харланд…

Голос срывался, предавал, ведь что-то дикое, опасное кусало меня изнутри, крича и протестуя моему сопротивлению. Там, глубоко внутри, происходящее казалось правильным, настоящим, не прикрытым никакой ложью и моралью, заставляя вздрагивать и рвано хватать воздух.

— Ты наша пара, — не сдавался мужчина, мягко подцепив носом тонкую лямку, позволяя ткани сползти вниз, открывая ему доступ к свернувшемуся в тугую бусину соску.

Как только горячий рот сомкнулся на потрескивающей от напряжения возвышенности, я несдержанно вскрикнула, отчего бер только настойчивее втянул сосок в свой рот, жарко огладив его языком и втягивая сильнее.