В последний раз тренькнули струны. Я улыбнулась гоготу довольных беров, которые посмеялись от души над судьбой наивной принцессы, так и не понявшей, что единственное сокровище дракона — она сама.

Подставив лютню как подпорку для подбородка, я обняла ее руками, поставив на свои колени, и с нежной тоской оглядела зал.

Я буду скучать.

Не думаю, что северные лорды захотят оставаться тут слишком долго, и очень скоро засобираются домой, не забыв и меня прихватить с собой. Придется покинуть дом, успевший стать для меня родным, близких, друзей, дядю. По лорду Летнему я буду скучать особенно сильно. Да, он ворчун, каких свет не видывал, но еще ни в ком я не видела такой страсти к жизни, и такой заботе о своем клане. Мою благодарность ему за приют тощей рыжей девчонки нельзя описать словами.

Без сомнений можно было сказать, что этот внушительный в размерах мужчина полностью заменил мне отца, не дав даже шанса забыть, что такое родительская любовь, когда ты круглая сирота.

— Ласка, — словно почувствовав мои мысли, дядя отставил кубок и элегантно, как умел только он, покинул компанию, присаживаясь рядом со мной. — Злишься?

— На тебя? Не сильно.

— Слава Великому Медведю! Я уж думал, ты меня проклянешь! — шутливо толкнув меня в плечо, мужчина смущенно улыбнулся. — Я буду скучать, дочка.

— Я тоже.

Не став держать накатывающие эмоции, я отложила затихший инструмент и крепко обняла дядю, вжимаясь носом в его жилетку и втягивая пряный смолянистый аромат. Укрыв мои плечи тяжелыми руками, мужчина до легкого хруста вжал меня в свою грудь и погладил по волосам, не став торопить с тем, чтобы я его отпустила.

Спустя несколько минут я все же выпустила мужчину из своих рук, за что тут же была поцелована в лоб, по-отцовски многозначительно.

— Иди спать, свет мой рыжий, уже поздно.

— Спокойной ночи, — попрощалась я, спрыгивая со стола.

— Сладких, как мед, тебе снов.

Покинув общий зал, я побрела к себе, понимая, что дядя был прав.

Ночь почти подходила к концу, и остатки гостей разбредались по своим комнатам, окутывая крепость благоговейной тишиной. Рот разомкнул широкий зевок, и крепко зажмурившись, я толкнула дверь спальни бедром, чтобы тут же дико заорать.

— А-а-а-а!

Чудовище ужасающих размеров, с густым мехом, зашевелилось высоким бугром, раскручиваясь и шурша. Огромная морда уставилась на меня изумленно, словно совершенно не понимала, чем могла вызвать такую реакцию, но все же не решилась оставаться на месте, поднимаясь на мощные лапы.

— Вон! — рыкнула так, что услышала, как тихонько задребезжала чайная пара на маленьком столике у окна. — Немедленно выметайся из моей комнаты!

Без сомнений узнав в медведе Варда, я грозно указала пальцем на дверь, подсказывая зверю проваливать, и как можно быстрее, потому как бешенство быстро подкатило к крайней точке, угрожая вновь погрузить меня в свою пучину.

Шерсть задвигалась, зашевелилась, исчезая на глазах.

Бер, уже в образе человека, оказался сидящим на полу. Он тяжело дышал и смотрел на меня, явно не оценив приглашения на улицу и медленно сдвигая темные брови к носу.

— Я должен остаться.

— С чего вдруг?! Я тебя не приглашала!

— Так пригласи, — на секунду обиженно надув щеки, пробасил он. — Ты наша невеста, это наша забота следить за тобой по ночам!

— Проваливай немедленно, — прошипела змеей, чувствуя, как рука сама тянется к тяжелому подсвечнику. — Предупреждаю, мало не покажется.

Медведь не поверил, и очень зря.

Спустя несколько минут грохота, звона стекла и треска дерева бер, словно ужаленный, вылетел из спальни, по дороге оглядываясь и прикрывая голый зад.

— И не возвращайся, нянька недоделанная! — крикнула ему вслед, громко хлопнула дверью и без сил опустилась на пол, осматривая поле боя.

Всюду лежали осколки разбитого стекла, комод жалобно перекосился, оставшись на трех ножках, а перья из подушки белоснежным облаком витали в воздухе, медленно опускаясь на пол.

— Черт-те что! — рыкнула сама на себя, решив, что уборкой займусь завтра, а сейчас я окончательно вымотана и единственное, на что у меня хватит сил, — это забраться на кровать, укладывая вместо уничтоженной подушки второе одеяло.

Сегодня я буду настоящим бером, а спальня пусть служит мне берлогой.

Утро началось неприятно. Я бы даже сказала болезненно — с першащего горла и гаркающего кашля.

Прогулки по лесу и нервные потрясения вылились в болезнь. Чувствуя, насколько вымокла от пота сорочка, я с трудом перевернулась на другой бок, хлюпая сопливым носом.

Отлично, просто отлично.

Не было сил даже на то, чтобы позвать кого-то, кто принес бы мне воды, мечты о которой напрочь высушили горло, делая губы сухими и шершавыми. Бездумно пялясь в потолок, я больше часа пыталась уговорить ломящее тело встать, но все попытки не увенчались успехом, приковывая меня хворью к постели. Трясущиеся руки разъезжались в стороны, а ноги просто отказывались двигаться, превращая меня в молчащее бесполезное бревнышко, которое самостоятельно даже до нужника не доберется.

Самое обидное, что вряд ли кто-то решит меня проведать. После вчерашней помолвки, посиделок допоздна и моря бочек с медом обитатели крепости нескоро проснутся, а если и решат зайти, то десять раз подумают.

Дрожащими пальцами мне удалось сбросить с себя одеяло, опереться на локти и принять вертикальное положение, свешивая голые ноги на холодный, дышащий сквозняком пол.

Желание забраться обратно под покрывало нестерпимо болезненными мурашками пробежалось по всему телу, вырвав из горла сдавленный всхлип и невольно подкатывая к глазам влагу.

Ненавижу быть беспомощной!

Прожить большую часть сознательной жизни вместе со всесильными берами, которые слабости не любили и не принимали, и оказаться больной — то же самое, что открыто всем заявлять — я слабачка! Мне, конечно, и так давали большую фору, но быть среди них самой отстающей совсем не хотелось.

Как назло, я все сильнее хотела расплакаться, растирая слезы по щекам и горестно подвывая, так, чтобы хоть кто-нибудь услышал, кто-нибудь пришел на подмогу, потому что сама я не справляюсь.

Чет с ними, с берами! Я просто хочу пить! Воды!

Дверь открылась словно сама по себе. Не сразу увидев за деревянным полотном спасительного гостя, я еще громче всхлипнула, наткнувшись на взгляд серых глаз.

— Ласкана?

Оглядев меня с ног до головы — лохматую, заплаканную и в насквозь мокрой сорочке, лорд неожиданно молчаливо шагнул навстречу, прижимаясь губами к моему лбу.

— Ты ледяная, — вынес очевидный вердикт, опускаясь на колени и накрывая невероятно горячими ладонями мои околевшие за пару минут ступни.