из присутствующих. Выше ножек все тоже было очень хорошо. Да, Тома была красавицей. Блондинка с ироничным взглядом и глубоким голосом, она разговаривала уменьшительно-ласкательными формами (ножулька, акулочка, девуля), чем вводила в оцепенение и без того не очень быстрого Рому, моего давнего товарища.

Ромео и Джульетта, Иван да Марья, Лайли и Маджнун, Тристан и Изольда, Руслан и Людмила, Тахир и Зухра, Бонни и Клайд – мировая литература полна историй о межполовых отношениях человечества. И все же истории о любви не оставляют равнодушным никого, кто хотя бы раз влюблялся или подозревал, что способен на это. Думаю, история про Тому и Рому не будет лишней в череде всемирно известных трагедий.

В тот вечер все декорации и локации были заточены под романтическую драму. Весенний Ташкент, одетый в молодую зелень, отдавал вечернему воздуху густые ароматы цветущих вишен, и пение сказочных птиц в каштановых аллеях провоцировало Рому на безумства нечаянных касаний между монологами о смысле жизни. Тома касаний не избегала, но отвечать не торопилась, выигрывая время женским сенсорам для обработки информации, и Рома все вдохновеннее цитировал Монтеня, поправляя очки и сбиваясь на фальцет.

Друзья и подруги держали дистанцию, деликатно сопереживали и втихаря делали ставки. Мы с Шухой шли в хвосте, и он по-товарищески беззлобно комментировал Ромины потуги на ниве флирта, пока живописный маршрут парка ТуркВО не завершился на стадионе и сумерки не напомнили, что девушек дома ждут строгие родители. Мы выдвинулись в направлении Томиного дома, традиционно провожая всех по очереди.

Лаз в стадионном заборе нельзя было назвать безопасным: высокий бетонный фундамент, края срезанной арматуры плюс крутой длинный спуск. Грациозно поджимая ножки, Тома перебралась через бетон и нагнулась отряхнуть коленки. По причине плохого зрения в сумерках пикантная поза не была замечена только Ромой. Та же причина привела к событию, ставшему кульминацией вечера: окрыленный Рома, сверкнув линзами очков, схватился за перекладину и ногами вперед ринулся в лаз, темной молнии подобный.

Несмотря на десятилетия, этот кадр не потерял своей голливудской яркости: благородный, как Спайдермэн, и всесильный, как Брюс Ли, Рома летит навстречу неотвратимости в сюрреалистическом прочтении «Укрощения строптивой». У меня был шок. Такой шок, что еще чуть-чуть и дзен.

Спайдерменские кроссовки врезались в красивую джинсовую попу, разделив жизнь на «до» и «после». О чем думала несущаяся поездом под откос Тома мне неведомо, Рому же, отчаянно рвущегося ей вслед, я понимал хорошо – где-то в параллельной реальности с грохотом рушились розовые замки с башнями, флюгерами и вертолетной площадкой. Обескураженная таким поворотом событий, Тома чудом не убилась и добежала до финиша, подлетевший Рома сгреб ее в охапку и замер. В томном восточном небе просыпались первые звезды.

Судя по мимике, Шуха для дзэна тоже потерян не был. Его поиск сознания выражался противоречивыми эмоциями на разных полюсах лица. Поймав мой взгляд, он просто закрыл лицо руками. И вовремя. Бешеный хохот вулканом клокотал внутри и демоном рвался наружу, но нежелание добить товарища заставляло отрицать реальность и отвлекаться на что угодно, лишь бы избежать очной ставки. Словно Ежик и Медвежонок, мы смотрели на звезды, судорожными всхлипываниями подчеркивая красноречивую тишину.

Великодушная Тома успокаивала Рому, как могла, уводя в сторону дома. Предательски похрюкивая, мы с Шухой спустились следом и деликатно отстали. Тома, однако, решив добавить драматизма, развернулась, решительно уперла кулачки в волнующую талию и учительским тоном сказала: «Так, мааальчики! Ну, хватит! Такое могло произойти с каждым!»

Звезды померкли. Завывая, как зловещие баньши, мы катались по асфальту, пугая прохожих, не в силах сопротивляться цунами хохота, волна за волной накрывающему нас бесконечно и беспощадно – до удушья, до спазмов в животе, до водопада из слез. Перед глазами вновь и вновь вставал кадр с прекрасной блондинкой и Спайдерменом, рвущимся навстречу судьбе. Прости нас, Рома. Что мы знаем об утрате?..

Нудисты

Гулял недавно в солнечный день вдоль нудистского пляжа. Смотрел на них, не знающих стеснения, и думу думал. Пора бы седине в бороде разбудить реберного беса и бросить вызов обществу. Вместе с труселями скинув ржавые оковы лицемерия, овеянный ветром прохладной свободы и презрев косые взгляды обывателей, я буду титаном дерзости и воплощением вольнодумства стоять ягодица к ягодице среди равных.

Потом нудисты стали играть в волейбол, и я передумал.

Ван

Тайский массаж. Не думал, что со мной такое случится, ибо название вызывало стойкие ассоциации с непритязательными извращениями и вокзальными проститутками 90-х. То есть с чем угодно, только не с собственно массажем.

Спровоцированные погодой, годами копившиеся травмы решили напомнить о себе веселыми утренними прострелами, вечерним онемением и ночным изматывающим нытьем. Никогда не дававшее осечек, железное заклинание «само пройдет» на этот раз не проканало, и вот я уже шаркаю к вывеске «Тайский массаж», лелея надежду, недобитую возрастным цинизмом, который я самоуверенно называю здоровым.

«Гнездо порока» гостеприимно распахнуло свои двери и явило взору цветущий персонал, демонстрирующий эффект рецептов азиатского долголетия на вполне славянских лицах. Завершив формальности, мне представили мастерицу массажа с именем, не оставлявшим моей забывчивости на имена ни единого шанса.

Выписанная из Таиланда массажистка по имени Ван мало походила на созданный Голливудом эротический образ. Квадратная тетенька с руками каменщика и ногами тайского боксера могла бы сделать карьеру в боях без правил или китайской триаде. Образ усугублялся взглядом Будды. Хороший день, чтобы умереть.

Уложив меня на циновку, сосредоточенная Ван топталась по спине и ногам локтями и коленями, проводя обследование с бесцеремонностью хирурга и грацией палача. Каждый раз, когда я дергался от боли, она сурово вопрошала «Йес?». «Йес», – хрипел я в ответ на всякий случай, пока киношный ум рисовал картинки пыток из второсортного триллера. «Окей», – удовлетворенно отзывалась Ван. В заляпанный кровью таз падала очередная конечность…

Первым включился растянутый голеностоп, результат нежности одного рыжего четвероногого подонка. Когда к тебе ластится лошадь – это некомфортно, поэтому 450 кг непосредственности сначала наступает на ногу кованым копытом, чтобы ты, неблагодарный, вдруг не убежал.

Развязался узел в крестовой связке – следствие пьяного дебоша, отяготившего карму, но не оставившего чувства вины.

Запульсировал и расслабился давний спазм в тазобедренном суставе, заклинивший как-то в ответственный момент и воспринятый партнершей как экстравагантный оргазм.

Ожила левая кисть, ушибленная вострой саблей звезды отечественного кина в экстазе геройского самолюбования.

Привычно нывшая в пояснице «Уланская баланда» сменила тональность, потеряв свою беспросветную унылость.

Внутри хрустело и тянулось. В мозг хлынула головокружительная греза с брутальной Ван, порхавшей на прозрачных эльфийских крыльях над