– Сталина – предпочитали большему злу. Но это рассуждение, допустимое для широкой публики, не оправдывало бездеятельности партийных кругов, так как истребление высшей партийной прослойки принимало такие размеры, что никаким объяснениям, кроме чистого деспотизма Сталина, не поддавалось.

Конечно, среди высших партийцев должна была образоваться хунта по ликвидации зарвавшегося деспота или должен был появиться хотя бы один герой, который просто кулаком по переносью должен был уложить изверга. Ни хунты, ни героя не нашлось. И в этом – величайшее осуждение коммунистической партии. Не людям, прожившим при деспоте и не пытавшимся даже его свергнуть, обвинять людей, не сумевших свергнуть своего деспота. В Германии были реальные заговоры против Гитлера. У нас, к великому сожалению, даже ни одного заговора не было. Партия львов превратилась в партию баранов.

Само собой разумеется, что американцы, старавшиеся расположить к себе немцев, будущих союзников перед сталинской агрессией, не заслуживают осуждения, так как и при Хрущеве были до срока амнистированы многие немецкие преступники, осужденные нами же. Они были выпущены в расчете на то, что Аденауэр пойдет на эту приманку и согласится признать ГДР или новые границы.

Заключение

На вопрос, как мог прогрессивный юрист Эрнст Янинг принимать участие в правительстве Гитлера, отвечу другим вопросом: как могли гуманные люди поддерживать правительство, губившее крестьян, истреблявшее заложников и военнопленных и, наконец, собственных товарищей? Как могут сейчас, после всех разоблачений существовать вполне порядочные как будто люди, поддерживающие авторитет Сталина и утверждающие, что когда-нибудь ему снова воздвигнут памятник?

«Люди лучше учреждений», – сказал наш великий гуманист Кропоткин, имея в виду царское охранное отделение. Можно сказать: «люди лучше убеждений». И самые страшные организации могут заключать людей, а убеждения разделяться людьми, которых мы считаем хорошими. Во время войны, не допуская измены с нашей стороны ни при каких обстоятельствах, у нас призывали немцев перейти на нашу сторону.

Сейчас в романе Никулина «Мертвая зыбь» идеализируется старый царский генерал, перешедший на службу в ГПУ в качестве шпиона и провокатора. Но ведь и в отношении Германии дело кончилось грандиозным обманом. В широковещательных уверениях Сталин говорил, что мы воюем не с немецким народом, а с Гитлером и нацизмом. А в результате от Германии отрезали много исконных германских земель, а в ГДР устроили такой режим, что только берлинская стена мешает массовому бегству немцев. В 1950–1951 годах в Западной Германии было 48 миллионов человек, в Восточной – 22 («Атлас мира», 1954). В 1955 году в Западной Германии 50 миллионов (включая Саар и Западный Берлин – 53 миллиона), в Восточной – 18,4 миллиона (включая Восточный Берлин). По последним сведениям, в Западной Германии в 1962 году 55 миллионов, в Восточной в 1965 году – 17 миллионов. В Западной Германии, таким образом, население возросло не менее чем на семь миллионов. В Восточной – упало не менее чем на пять миллионов. Если бы население держалось в границах, но при том же темпе прироста, надо было ожидать в Западной Германии 49,4 миллиона, в Восточной – 22,6. Следовательно, более 5 миллионов – вот разность между бегущими на Запад и бегущими на Восток. Мы знаем, что с Запада в беженцев не стреляют и отпуска на праздник в Берлине дают только жителям Берлина (в Восточном дают, кажется, только пенсионерам). И наше социалистическое правительство имеет наглость утверждать, что в Восточной Германии народное правительство?

Поэтому те немцы, которые перешли на нашу сторону, в частности те физики, которые саботировали работу по созданию атомной бомбы, могут задавать вопрос: а не предали ли мы, думая работать на пользу человечества, свой народ, так как победители не интернационалисты, а в частности те старые русские империалисты, которых потому с удовольствием признал как своих матерый русский монархист Шульгин.

Тогда становится понятным, как мог прийти к власти в культурной Германии такое чудовище, как Гитлер. Одно чудовище, Сталин, породило другое чудовище. В том же фильме говорится, что в Германии в период культурной Веймарской республики были и безработицы, и разброд, и настороженность по отношению к Востоку. Шли надежные вести, что на Востоке творятся ужасы и что ужас надвигается на Запад. И вот Гитлер сумел вдохнуть надежду не только на успешную борьбу с восточным ужасом, но и на преодоление его. Успех в борьбе с Польшей, точные сведения, что цвет Красной Армии был уничтожен самим Сталиным и что среди наших будущих союзников большой разброд, заставили его пойти на авантюру, которая, как известно, чуть-чуть не увенчалась победой.

Общий вывод такой: история XX века показала, что настал момент объявить преступлением всякую войну и всякую кровавую революцию. Борьба допускается только ненасильственными средствами. А для этого нужно каждой стране ревизовать свою политику. И нам в первую очередь, так как после побежденной Германии мы стоим на первом месте по части злодейств, обманов и вероломств. Для этого, конечно, надо отказаться от постулатов абсолютного патриотизма, абсолютного суверенитета и от допущения насильственной мировой революции. Признать, что Мао Цзе Дун, открыто заявляющий, что для успеха социализма надо идти на мировую атомную войну с минимальной ценой 200–300 миллионов жителей, ничуть не лучше Гитлера. Так как в преступлениях извергов в качестве соучастников, исполнителей или пассивных свидетелей замешано слишком много людей, то невозможно преследовать всех подходящих под эти статьи. Но наиболее злостные преступники должны быть подвергнуты суду во всех странах, как побежденных, так и победивших. Это и будет логическим завершением Нюрнбергского процесса 1945 года. Пока это не будет сделано, пока побежденные будут рассматриваться как преступники, а победители как чистые ангелы, всякие разговоры о разоружении, предотвращении войн, борьбе с расизмом будут беспочвенной и лицемерной болтовней.

Ульяновск, 26 ноября 1965 года

Франц Верфель «40 дней Муса Дага»

(Werfel Frans. Die Vierzio Tage des Musa Daga. Berlin. 1955)

Этот роман австрийского писателя Ф. Верфеля[34] (кажется, он еврей) изображает уголок трагедии армянского народа в Первую мировую войну, когда, казалось бы, «прогрессивное» младотурецкое правительство Энвер-паши и Талаата попыталось осуществить геноцид – полностью истребить армян в Турции. Мне говорил Геодакян[35], что из всех крупных языков этот роман не переведен только на два: русский и турецкий; фильм, сделанный на эту тему в США, был закуплен турецким правительством и уничтожен.

Обличительное значение этого романа огромно и самое главное: «прогрессивные» противники Абдул Гамида оказались куда свирепее этого деспота. С другой стороны, изложение покоится, видимо, на основательном знании дела. Верфель, как будто, был руководителем комиссии помощи армянам, которая