Шрифт:
Закладка:
Все молчали. Громовержец на некоторое время перестал сотрясать воздух и прислушался к мыслям присутствующих. На Олимпе стояла гробовая тишина, как перед набухающим извержением вулкана. Неожиданно в Небесном Царстве повеяло могильным холодом. Тучи разорвало, и через рваную дыру влетел в Олимпийский Пантеон огненный сгусток. Очень быстро субстанция разделилась на четыре части, приняв форму горящих коней в упряжке. Боги расступились, и в центре зала возник Аид, Бог Царства Мёртвых.
Зевс встал с трона и, протянув правую ладонь навстречу незваному гостю, произнёс:
– Приветствую тебя, брат!
Аид молча спустился с горящей колесницы, кони мгновенно растворились в воздухе.
Мрачный и смердящий, обычно он выходил из своей преисподней крайне редко, а на Олимп и вовсе почти никогда не поднимался. Подземные недра, с высушенной природой и рекой Стикс, кровеносной жилой, протекавшей вдоль Адиса, были единственной вселенной сумрачного Бога.
– Если я не нахожусь на Олимпе, это не значит, что я ему не принадлежу! – Его голос звучал гулко, низко и жутко. – Я – сын Кроноса и Реи, вынужденный вечно жить в смраде с покойниками, единственный, кто участвует в ничтожных людских судьбах, пусть и посмертных. Не имею ли я право голоса? Не моё ли царство заполнится телами и душами в случае вашего позорного провала?
– Позволь мне, дорогой Аид, объяснить, в чём тут, собственно, дело. – Зевс старался быть как можно добродушнее, он даже слегка улыбнулся. – Не специально ты не был предупреждён. Никто из нас не знал о голосовании. И может так случиться, что зря тебя потревожил твой осведомитель, кем бы он ни был, и, возможно, никакие перемены на Земле не грядут. По крайней мере, на ближайшее тысячелетие. Но раз уж ты порадовал нас своим присутствием, прошу, устраивайся, и я поведаю тебе о предмете нашего спора. Хотя нет, пускай говорит зачинщица спора. Афродита, дорогая, выйди вперёд и расскажи Аиду о своих идеях насчёт будущего смертных. Пусть Аид сначала выслушает тебя, а потом выскажет своё мнение.
Блестящие зелёные глаза, полные света, тьмы, ужаса и нежности, робко взглянули из-под загнутых ресниц в огненные очи Бога Аида. Тот начал испытывать лёгкое головокружение. В озарявшем всё вокруг сиянии на него смотрело полное решимости, прекрасное и гордое лицо.
– Здравствуй, Аид, – сказала Афродита, изо всех сил стараясь не дрожать. – Надеюсь, ты и твоя обожаемая Персефона пребываете в хорошем расположении духа. В любом случае я искренне вам этого желаю. Счастливей пары не сыскать среди всех Богов во все века. И даже разлука Деметры с дочерью не омрачает сей факт, все сходятся в одном мнении: нет изъянов в вашем браке!
– Твои речи – мне нектар на окаменелое сердце, – смягчившись, сказал Бог мёртвых душ, который ещё минуту назад пылал адским гневом. – Благодарю тебя, я передам твои слова Персефоне. Скажи теперь, какое дело тебе до того, как живут смертные, и для чего, по-твоему, им нужны перемены?
Афродита сделала пару шагов вперёд. Её хрупкое тело приобрело воинственный вид, заблокировав все отвлекающие любовные флюиды.
– Что ж, будь готов слушать, раз на то была воля Зевса. Слушайте и вы, Боги Олимпа! – Она набрала полную грудь воздуха и, раскинув руки в стороны ладонями вверх, начала свою речь: – Я – Афродита, зачатая из семени Урана, взбитая в морской пене, рождённая создавать любовь и красоту. Я – прямой потомок Эроса, видавшего Хаос и мать Эрота, владевшего любовными стрелами. Я – Афродита Небесная, я же и Афродита Земная. Я – воплощение возвышенного и приземлённого, нежная влюблённость и жестокая похоть. Я – вечное. Я – бесконечное. – Она сделала небольшую паузу и продолжила: – Я, как и все вы, когда-то была поругана чужеземцами с Земли Обетованной. Но я принадлежу смертным равно так же, как и бессмертным. Меня невозможно разделить. Я создана для того, чтобы дарить, отдавать, рождать, внушать и разжигать!..
Афродита говорила, глядя в небо, как будто бы обращаясь к самому началу Бесконечности, будто взывая к самому Хаосу. К Ночи, ко Дню, к Луне и к Солнцу, ко всем предкам и потомкам Вселенной. Её голос трепетал, но был решителен. С последними словами она посмотрела в каждую пару божественных глаз, в которых затаились гордость, упрямство, безнадёжность и отчаяние. В некоторых она едва заметила слабый огонёк надежды. Все они ждали от неё чего-то. И это «что-то» юная Богиня непременно должна была сегодня им дать.
– Я, как и вы, была оскорблена новыми учениями. Я вместе с вами ещё долго помогала грекам сопротивляться глупым убеждениям, таким как «плод зачинается в грехе», а «плотское влечение аморально и наказуемо!». Такие постулаты омерзительны и унизительны для природы, для человека и тем более для Божества. Нет ничего отвратительней грубого соития ради потомства. Но именно этому учила их новая религия, внушая стыд и пренебрежение к самому естественному и прекрасному чувству притяжения. Я думала: неужели они ослепли? Неужто перестали видеть, как восхитителен танец птиц в брачный период, как благоухает бутон, притягивающий к себе пчелу, и как дрожит от счастья цветущая ветка, отдавая свой нектар? Какой очаровательной становится природа, когда она созревает и манит феромонами! Всё, что прекрасно, блаженно, а всё, что блаженно, есть любовь! Доброта и красота не разделимы! Христиане же разделили их, разорвали два чувства одного целого, создав две противоположности. Убить земные радости, чтобы пообещать небесный Рай, – таков был хитрый план иудеев! И пытливые, любознательные умы эллинов потянулись к неизвестному, соблазнившись новыми идеями. Ласковые, нарядные эллинки превратились в подобие нищенок, сбросив белые мантии, расшитые пояса, золотые браслеты, серьги – всё, что привлекало мужчин, – сменив их бесформенными, скрывающими красоту женского тела, серыми и чёрными одеждами. Отречься от плотской любви ради спасения души. Но как, если душа женщины в её теле? Если тело лишено ласки, оно лишено души. И когда прекрасные гречанки стали стыдливо опускать глаза при виде мужчины, а роскошные тела прятать под бесформенные одежды, я упала на колени, словно поруганная любовь, и зарыдала. Я испытала стыд за то, что не смогла защитить и уберечь то, что было даровано мною людям. Я была как будто обесчещена.
Деметра, Богиня Плодородия, смотрела на Афродиту как на дочь, которая впервые за всё время выплёскивает на мать свои многолетние страдания. Её сердце пылало жалостью, а из полусмежённых век хлынули реки слёз. Небо под ногами, низко нависавшее над землёй, тяжко вздохнуло и низверглось обильными водопадами. Земля омылась потопами проливного дождя.
Богиня Любви тем временем продолжала:
– Потом я решилась на месть. Но для этого мне нужно было возрождение. Я поднялась с коленей и направилась искать места, где ещё тлели угольки страсти. Я присоединилась к «падшим женщинам» и стала покровительствовать им. Тем, кого называли безбожницами и кого осуждали за телесную любовь. Я вознаграждала их красотой, здоровьем и силой. Я научила их любовным премудростям: соблазнять, но не удерживать, быть верной, но непостоянной, нежной матерью и желанной любовницей. Их поддержали другие женщины, и наконец на земле случилась революция. Везде, где ступала моя нога, как цветы, распускалась свободная любовь. Сегодня почти никто больше не верит в греховное зачатие. А тех, кто ещё сопротивляется, прикрываясь христианским целомудрием, я караю сладострастными мучениями, внезапными вспышками безудержной похоти и извращёнными желаниями. Некоторые бегут прочь от мирской жизни, прячась в каменных монастырях, подальше от природных соблазнов. Но и там их настигает наваждение.
