— О-ох…

Побледнев, он рухнул, с костяным звуком ударившись коленями об пол, уронил голову на грудь, и завалился вбок.

От неожиданности девушка замерла, но лишь на мгновенье.

— Эй! — стремительно присев, она дотронулась пальцами до шеи актера — слабый пульс едва прощупывался. — Врача! Скорей! Олегу плохо!

Тот же день, позже

Гавана, 20-я улица

Трехэтажные корпуса Центральной клиники им. Сира Гарсия больше напоминали отель «три звезды», чем больницу. Внутри всё чистенько, аккуратненько, толпы врачей, улыбчивых или серьезных, а очередей вообще ни одной. Что бы там не шипели «голоса» про Фиделя, но медицина у кубинцев — высшего уровня.

Рита оглянулась. В «скорую» пустили лишь ее с Инкой, а Харатьян с Боярским догоняли на такси — старом «Москвиче-412». Дима что-то горячо, но негромко втолковывал Михаилу. Тот хмуро кивал, соглашаясь. Еще бы… Под Новый год ему «полтинник» стукнет…

Прибрела Видова, и утомленно плюхнулась на мягкий диванчик. Покосилась на Ритин наряд, улыбнулась неловко.

— Хорошо, хоть пистолеты сняла, а то бы всех докторов распугала, — пошутила она натужно.

Гарина мельком отразила улыбку.

— И что доктора говорят?

— Терендят по-испански и латински, — без радости вздохнула Инна. — Консилиум у них…

Рита успокаивающе взяла подругу за руку.

— Да ладно… — Видова усмешливо изогнула губы. — Я, к сожалению, спокойна… Переживаю, конечно, все же Олег не чужой мне, но горя нет. Да и чего заранее оплакивать?

— Тоже верно…

— О, идет! — Инна вскочила, распрямляясь пружинкой.

Рита не спеша поднялась следом. Из кабинета, где продолжал шуметь медперсонал, вышел высокий, худой кубинец, загорелый до черноты.

— Доктор Рамирес! — воскликнула Видова.

А Гарина похолодела — уж слишком серьезное лицо у врача.

— Сеньора… — по-русски и мягко заговорил врач, похоже, испытывая стыд за свою беспомощность. — Всё слишком запущено, сеньора. Впрочем, даже если бы вашего мужа доставили раньше, мы все равно ничем не смогли бы ему помочь. У сеньора Видова — рак мозга, и совершенно неоперабельный…

Инна даже не качнулась, лишь кровь отлила от лица.

— И… — вымолвила она. — С-сколько?..

Эрнесто Рамирес удрученно кивнул, поняв не договоренное.

— В зависимости от того, как будет расти опухоль… От недели до месяца. Но на месяц я бы не рассчитывал. Извините, сеньора…

— Да нет, я понимаю… — промямлила Видова, растерянно оглядываясь. — А… Можно его забрать?

— Да, да, конечно, сеньора! Наши санитары доставят Олего в отель, и поднимут прямо в номер.

— Грасиас… — Инкины губы сломались в жалкой гримасе.

Врач неуклюже поклонился и побрел в ординаторскую, ожесточенно срывая марлевую повязку.

* * *

…Видова переложили с носилок на койку, как неживого. Он еле заметно дышал, иногда открывал глаза, но смутно понимал, где он и кто с ним. Правая рука «Олего» лежала плетью, изредка сжимаясь в слабенький кулак, а левая беспокойно елозила по груди, словно ища потерянное.

— Не одно, так другое, — жалобно причитала Инна, скорчившись на стуле, — не другое, так третье…

Васёнок встал за спинкой кровати, решительно сжав пухлые губы. Не глядя на маму, он наложил ладони на лоб Олега, едва касаясь волос приговоренного.

Гены целителя сработали-таки: больной задышал чаще, глубже, да и взгляд прояснился. Глаза медленно закатились, высматривая своего лекаря — и узнавая Васю. Но не радость отразилась в Олеговых зрачках, а тоска и боль.

Рита покусала губу, и сказала, наклоняясь к Инне:

— Вот что… Позвони Мише.

— Миша на Кубе⁈ — встрепенулась Видова. Ее ресницы изумленно вспорхнули.

— Должен быть. Может, еще в Гаване… Звони!

Подхватившись, Инка засеменила к дверям, а Гарина вышла в коридор, как только затих голос подруги, торопливый и умоляющий.

— Дозвонилась? — небрежно спросила она.

— Да! — выдавила Видова трясущимися губами. — Обещал подъехать…

Последним порог переступил Вася. Он выглядел сильно утомленным, а бледность и круги под глазами старили пятиклассника.

— Заснул, — глухо сказал мальчик, и поднял требовательный, но спокойный и ясный взгляд. — Мам… Дядя Миша — это мой папа?

Рита замерла, чувствуя, как бухает сердце в груди. Инна опустила радик и прислонилась к стене, глядя куда-то вбок.

— Да, — вытолкнула она со стыдом, но и с облегчением.

А Гарина отмерла, и даже чуток повеселела, замечая радостный блеск в глазах мальчишки.

— Только ты не говори… ему, — смущенно молвила Видова, поведя рукою к двери.

— Мне кажется, — медленно проговорил Васёнок, — что дядя Олег знает.

Тот же день, позже

Гавана, Ведадо

Звонок Инны совершенно выбил меня из колеи. Я и без того не знал, куда деваться, а тут еще это… Только закатился в «Ла Флоридиту», где выпивал Хемингуэй, как сразу — беги бегом, чертов Айболит, спасай Риткиного любовничка!

Я кисло переморщился, и даже оскалился от злости. Не на Риту, на себя. В запале можно такого наговорить — всю жизнь потом отмываться будешь.

Мои разум и душа бились на ринге без правил, изнемогая — умом я понимал, что всё — адюльтер, получи и распишись! Но с детским упорством не верил в измену — назло фактам, вопреки всему, что было дано глазам! Изворачивался, сбивая категоричность обвинений неуверенными и безвольными «якобы», «наверное», «вроде». Отчаянно цеплялся за самые смешные и нелепые версии, придумывал массу объяснений, пока не махнул рукой на алгебру с гармонией — и не выцедил изрядную порцию текилы…

Помогло — расслабился, даже как-то просел, будто дохлый осьминог на песке. Да лишь бы отупеть! Голова, правда, ноет, но мы ж целители…

— Cantinero, un granizado, por favor!

И получил высокий стакан холодной воды с ароматом непонятно каких фруктов. Огладил сосуд ладонью, накачивая энергией, но перестарался — мой «гранизадо» взбурлил и расплескался.

«Да пребудет с тобой Сила, джедай хренов…»

* * *

Я очень не хотел столкнуться с Ритой — и страстно жаждал этой встречи. Мозг кипел! Ревность, обида, унижение — с такого варева и свихнуться недолго. Вот и мечталось мне, как супружница всё-всё-всё объяснит, пусть и самым ледяным тоном! Пусть даже бросит меня, но потом, когда всё-всё-всё станет ясным, как летний день.

А вышло так, что киношники заселили почти весь этаж в «Гавана либре» — попробуй, прошмыгни незамеченным. И мы встретились. Почти.

Я углядел Риту издали — она вышла из одного номера, и вошла в соседний. Процокала каблучками, отворачиваясь — и провернула ключ в замке.

— Да пошли вы все! — зло выцедил я, толкая дверь в тот самый номер, который она только что покинула. Ну, разумеется…

Жилое помещение занимала семья Видовых. Инка сильно обрадовалась, завидев меня — прижалась, обволакивая знакомым теплом, бормоча слова лишние, но все равно приятные.

— Спасибо тебе, Мишенька! — выдохнула она с чувством.

— Да ладно… — буркнул я. — Врачи смотрели?

— Смотрели! — часто закивала «Хорошистка». — Сказали — рак мозга. Неоперабельный… — голос ее стал упадать. — Олегу меньше месяца осталось. Неделя, может…

— Ничего, — сухо сказал я. — У нас свои методы. Да, Вася?

— Ага! — кивнул мальчик, как-то странно глядя на меня.

— Будешь ассистировать.

— Ага! Я уже пробовал… немножко.

— Стоп! — нахмурился я, вглядываясь в его лицо. — Устал сильно?

— Да так… — замялся Васёнок. — Чуточку.

— Вижу, какую чуточку, — заворчал я. — Вон, бледный весь! Посиди лучше в сторонке, побереги свои извилины. Они тебе еще пригодятся.

Было видно, что мальчик огорчен, но он послушно залез в кресло у окна. На мягкий подлокотник изящно присела Инна, по-прежнему сплетая и расплетая пальцы. А я закатал рукава, в прямом и переносном смысле.

Олег глянул на меня снизу вверх, и — вот странность! — он испытывал по отношению ко мне вовсе не вину, а горечь. Мысли читать я разучился, и слава богу (на фиг мне такой бонус!), но сканировать эмоции, перепады психического настроя — это со мной с детства.

«Может, наш Олежа просто не видит ничего особенного в том, чтобы развлечься с чужой женой?» — подумал я, накручивая себя, и оборвал рефлексии. Не время! Обещал спасти — спасай.

Сперва