врагам возможности подловить тебя на мелочах», – сказал Кемп. И действительно, именно подобные практики станут спасательным кругом для Уордена, Маршалла и Кемпа, когда спустя годы враждебные им силы в НАСА и американском правительстве явятся по их душу.

Помимо найма эксцентричных инженеров Уорден привнес в Эймс и другие фишки, весьма озадачивавшие многих из тех, кто никак не ожидал столкнуться с подобными вещами на режимном объекте НАСА. В Эймсе завели традицию приглашать на кампус публику на ежегодный «космический рейв» с массой научных экспонатов вперемешку с арт-инсталляциями, электронной музыкой, танцами и бухлом, и народ приваливал тысячами, завлекаемый модными исполнителями типа Коммона и The Black Keys. «Лично директор [центра] НАСА сказал: „Работаем все. Будем творить событие типа Вудстока, только ради космоса“», – говорит Александр Макдональд, главный экономист НАСА, работавший в ту пору в Эймсе. В 2008 году Центр Эймса приютил еще и штаб-квартиру Университета сингулярности, авангардистской и чуть ли не культовой высшей школы – олицетворения торжества технологического прогресса.

Одним из самых удивительных последствий формирования Университета сингулярности стало прибытие в Эймс Криса Бошхаузена, будущего соучредителя Planet Labs. Бошхаузен, подобно множеству молодых сотрудников, привлеченных лично Уорденом, входил в Консультативный совет космического поколения, сборище юных идеалистов. Он еще в Хьюстоне присутствовал при пикировке в баре между Уорденом и Маршаллом, а с тех пор вырос в матерого лидера и организатора этой группы. И когда Уорден надумал устроить в Эймсе Университет сингулярности, Маршалл, вспомнив об организаторских талантах Бошхаузена, предложил шефу привлечь его к этому делу.

Только что построивший в Сиднейском университете телескоп и получивший с его помощью докторскую степень по физике, Бошхаузен никогда не горел желанием работать в столь бюрократической структуре, как НАСА, – но лишь до тех пор, пока не услышал от Маршалла и прочих товарищей по «космическому поколению» рассказы о том, чем и как они занимаются в Эймсе. «В глубине души мне просто реально не хотелось в НАСА, – сказал он. – Я целый год выслушивал рассказы Уилла, пока до меня наконец не дошло, что это не НАСА в привычном понимании и творится там что-то совсем не нормальное для НАСА». И когда ему пришло приглашение в Университет сингулярности, это стало лишним подтверждением «ненормальности» такого НАСА.

По прибытии в Эймс Бошхаузен с ходу понял, что жизнь его отныне изменится самым радикальным образом. Долгие годы проработав в академической науке, где деньги на продолжение исследований приходилось ежегодно выклянчивать, он вдруг попал в окружение таких фигур, как Ларри Пейдж и генерал Уорден, и получил задание создать целый университет – пусть и весьма специфический – с нуля. Бошхаузен погрузился в проект с головой и за считаные недели помог завербовать людей, сформировать учебную программу и выбрать в Эймсе подходящие помещения под аудитории. Самой головоломной задачей было собрать достаточно средств, чтобы сделать Университет сингулярности реальностью. Уорден полагал, что двух с половиной миллионов долларов на этот фокус вполне хватит. Деньги, к изумлению Бошхаузена, стеклись в достатке на первом же благотворительном ужине в пользу университета, причем первым на полмиллиона расщедрился не кто-нибудь, а лично Ларри Пейдж.

Бошхаузен прибыл в Кремниевую долину в надежде найти там просто более живую и динамичную версию НАСА. Однако по прошествии месяцев он начал осознавать, что в действительности там происходит нечто куда более захватывающее. Всех, кого Пит Уорден – этот Дарт Вейдер во плоти – собрал вокруг себя на южном берегу залива Сан-Франциско, объединяла не только любовь к космосу, но и романтический взгляд на то, какой может быть жизнь здесь, на Земле.

Индустрия информационных технологий, пройдя через дотком-эру коммерциализации интернета с ее повальной одержимостью биржевыми котировками и привлечением пользователей, утратила изысканный лоск контркультуры, служивший одним из ее главных движителей в 1960-е. Ведь в те годы такие люди, как будущие основатели Apple Стив Джобс и Стив Возняк, взламывали телефонные сети просто в пику AT&T, в то время как другие разрабатывали первые персональные компьютеры с прицелом на то, чтобы «народ» использовал их как оружие для возвращения в свои руки реальной власти, узурпированной правительством и корпорациями. Вновь прибывшие в Эймс были, конечно, подобно всем прочим, уже частью эры коммерческих технологий, но всё же они продолжали придерживаться многих убеждений, традиционно делавших залив Сан-Франциско эпицентром социальных революций. Уэстон, к примеру, всегда вынашивал замыслы перестроить мир сообразно присущему ему лично духу свободы, Маршалл по своим убеждениям был чуть ли не коммунистом, а Кемп временами высказывал радикально анархические взгляды. А такие их друзья, как Левит, целенаправленно практиковали расширение сознания всеми доступными средствами.

«Пит нас всех здесь собрал, будто крестоносцев перед выступлением в поход, – сказал Бошхаузен. – Было то самое чувство из 1960-х, что все мы призваны сюда из разных частей страны и света ради великого дела. Было там это фантастическое ощущение всеобщей движухи, и это было реально круто, чувак!»

«Движуха» отчасти обеспечивалась тем, что людям предоставили свободу творчества и эксперимента. Однако была и другая, глубже простирающаяся часть этой свободы самовыражения. Многие сподвижники Уордена видели в космосе холст для эскизных набросков своих идей будущего устройства общества и эволюции человечества. И уже вскоре Маршалл в полной мере проявит себя в качестве той неистовой и харизматичной силы, которая перенесет то, что Уорден затеял в Эймсе, сначала в реалии внешнего мира, а затем и в небо.

* * *

Хотя Уорден и руководствовался лучшими намерениями, привечая рейв-фестивали, Университет сингулярности и прочую экзотику, он прекрасно понимал, что рано или поздно ему подобные проекты выйдут боком. Слишком многие из старой гвардии НАСА считали рейв на кампусе Центра Эймса полным непотребством. Часть из них к тому же высокомерно презирала сложившийся там «клубный дух» вкупе с «культом личности Пита». В руководство НАСА регулярно поступали жалобы на то, что Уорден наделяет слишком значительными полномочиями своих молодых приспешников, а от патриотов – еще и на засилье иностранцев наподобие Маршалла и Бошхаузена на священных землях НАСА. Склонность Уордена к неприкрытому продвижению своих любимчиков в обход заслуженных старожилов еще больше усугубляла ситуацию.

Сделки Центра Эймса с Google также стали предметом пристального изучения на предмет их законности. Одним из главных людей, обеспечивавших контакты с Google, был Кемп, который помог Уордену привлечь авиапарк соседей на аэродром центра и заключить соглашения о партнерстве, результатом которых стало появление общедоступных онлайновых карт Луны и Марса[28]. Они с Уорденом были не просто довольны, а потрясены тем, сколь впечатляющий источник внебюджетных поступлений изыскали для НАСА, и считали подобного рода партнерства не только разумными,