Стотза, пронзенный и одолеваемый смертельной раной, [желая] бежать, поднял лошадь на дыбы. Умирая, он упал [с коня], товарищи подняли его и положили в тени густой листвы дерева.

Победитель же поединка, оглянувшись, увидел, что его собственные товарищи бегут с поля боя, и ошеломляющее горе огнем охватило его суровое тело. Преисполненный печали и оплакивающий катастрофу, происходившую на его глазах, он кричал им вслед: «От кого вы бежите, товарищи? Победа ваша, сограждане! Теперь Стотза, пронзенный моей стрелой, покинул бой и лежит, распростершись на земле. Поверните же свои знамена! Куда вы бежите? Куда ведет вас ваша скорбная судьба? Увы, римская доблесть, ты погибаешь!» Так он упрекал полки, испуганные выпавшей на их долю, как им казалось, судьбой, но никто не повернул назад. Мощь мавров преследовала их, и бесчисленные тысячи затоптали их в этом ужасе.

Посреди полей протекала река с песчаными берегами, служившая границей соседних земель. В нее ворвалась бегущая армия и, в страхе смерти, рассыпалась по ее берегам и водостокам. Всех их ожидала, увы, гибель. Увы, бедные создания, толкавшие своих товарищей от страха, наведенного маврами! Давка многих нанизала на оружие своих же падающих товарищей, и они пронзали груди своими же пиками. Храбрая лошадь, оказываясь поверх своего хозяина в грохоте падения, сокрушала его неимоверным весом. И так жалкие войска и их битые командиры погибали вместе, и в тот самый миг Иоанн, наш полководец, был взят от нас и пал благословенной смертью. [Ему не пришлось] испытать на себе высокомерие вражеского хозяина, как многим, или бояться, как пленнику, меча пленившего его. Что же касается Мартирия, он лишь с большим трудом мог попытаться бежать. Он бросился вперед с маленьким отрядом, чтоб встретить смерть перед лицом врага, но Фортуна благословила их храбрость спасением и избавлением от грубой смерти.

В то же самое время, пока душа расставалась с его телом, Стотза издал свой последний плач. Свирепый воин раскаялся в поднятых им восстаниях. Он дышал со стоном и, печалясь, предавал себя очищению: «Какое мрачное удовольствие находил я в войне? Почему, несчастный в своей власти, был я столь неблагодарен и неверен господину нашей державы? Теперь я раскаиваюсь во всем этом, жестокая смерть, ибо ты уже тащишь меня, непутевого.

(ст. 212—244)

Я перенесу наказание, нечестивая смерть, которое я заслужил. Катилина[76], преследуемый Фуриями, здесь, чтоб сопроводить меня в моей ярости. Сейчас я вижу разверзшийся Тартар, огненные шары и грозящее пламя. Вот что принесли мне эти войны в воздаяние за предательство вместе с приговором суровой смерти. Пусть латинские повстанцы скорбят и берегутся этого наказания и пусть отныне будут верны государству и его господину». Так он сказал, и нечестивая смерть вырвала его несчастную душу[77].

Когда Стотза умер, его последователей и охватило великое горе, а доблесть римлян начала укрепляться, и наша армия еще раз направилась на поле битвы. Но смотрите, Гунтарих, этот упрямый негодяй, это бунтующее проклятье и глупый подлец, прелюбодей, вор, убийца, разбойник и вонючий разжигатель войны, атаковал нашего командующего своим жестоким оружием прежде, чем тот приготовился к бою. Он одолел его обманом, прижатый к стене, нарушив собственную клятву. Почтение к нашему императору не тронуло его, не побоялся он принять и командование в бою, и титул тирана. Какую резню, какие жестокие опасности перенесли тогда тирийцы[78]! Они полегли под тяжким клинком Гунтариха, но [бой продолжался] недолго, ибо дни того отвратительного и проклятого правления были коротки[79]. Наш милостивый отец Афанасий[80] спас африканцев от бойни этого негодяя своим бесподобным советом. Он один оказался способен возвратить Африку к ее римской судьбе и приговорить пагубного тирана к смерти. В тот час армянин[81] послужил орудием исполнения его плана. Непоколебимо и рассудительно, как это и свойственно его годам, Афанасий убедил его убить безжалостного воина. Этот препочтенных лет отец не побоялся подвергнуться опасности ради свободы. Несчастный Гунтарих, жаждавший продолжать свое кровожадное правление, почувствовал меч армянина в то время, как пил залпом – куда горший глоток! – и запятнал кровью стол, за которым собирался безопасно [пировать][82].

И вот ныне Африка на краю гибели, потонув неотмщенной в пучине широкого опустошения, которое я описал. Она ждет тебя, беспомощная.

(ст. 245—486)

Окажи ей помощь, ведь она скорбит, ты в силах сделать это. Твоя доблесть известна по всему миру. Твой ум – живой, и твоя рука готова к блистательным делам».

Такие вот вещи вспомнил трибун, рассказывая о войне, и глаза его затуманились слезами. Он оплакивал горькое несчастье падения Ливии и судьбы своих соратников. Сердце нашего благодушного командующего было тронуто, он тоже стонал, и все командиры тоже издавали стоны вместе с ним. Потом они встали, воодушевленные к битве, ибо горе и гнев переполняли их яростные сердца. Их щеки покрылись слезами; они то бледнели, то краснели, и их ярость не оставалась сокрытой на их лицах. Они с нетерпением ждали восход медлившего солнца и скорбели о длинной ночи и запоздавшем свете зари.

Наконец явился Феб, пробивая себе путь по небу сверкающим зноем, пронзая облака своими трепещущими лучами и разливая свет своего факела над зыбкими волнами. Приветливое солнце начало светить и бедным африканцам, в то время когда командиры [римских] подразделений выстраивали ряды своих людей посредством различных команд, подгоняя своих храбрых воинов и причудливо разодетых младших командиров. Каждый ободрял людей, ведя вперед и приказывая снести лагерь, приготовить оружие и ждать приказов главнокомандующего. Люди украсили и выдвинули свои знамена и радовались, глядя, как благоприятные бризы играют развернутыми стягами. Но Иоанн, наш преисполненный отеческих чувств командующий, памятуя о еще одной обязанности, с благоговейным сердцем согнулся и пал на колени. Потом он воздел свои руки и поднял глаза в мольбе и сказал, молясь: «Тебе, Христос, великий Отец всех людей, по праву воздана слава чистым сердцем и языком. Охотно я воздаю Тебе хвалу и благодарение; нет иного, которого бы я прославлял. Ты, Создатель мира, подчиняешь народы и прекращаешь их войны. Ты сокрушаешь нечестивые армии и имеешь обыкновение помогать нашей державе. Взгляни на города, сожженные этими бессердечными племенами, Всемогущий, узри сельские хозяйства. Ни единый земледелец не обрабатывает сейчас свои поля. Ни один священник не возносит в Твоих храмах слезных [молений] за Твой народ. Те, кто в горах, все несут тяжкие узы, и руки их связаны за спинами. Воззри, Святой Отец, и пусть Твои молнии не медлят. Швырни отряды мавров под наши ноги, спаси пленных африканцев