Шрифт:
Закладка:
– Генри, Генри… Мы, привидения, можем только парить! Мы даже с трудом собираем себя в единое целое, не говоря уже о том, чтобы составить связные воспоминания. Восстановление памяти – это сложная работа, и, боюсь, призраки просто не созданы для этого. Мы слишком близко подошли к небытию, к тому, чтобы превратиться в ничто. Мы не принадлежим вашему миру, но не можем попасть и в другой. А если мы израсходуем все силы на то, чтобы отыскать свои воспоминания и сложить их воедино, то просто… улетучимся.
Генри с вытаращенными глазами покачал головой:
– Я ушам своим не верю.
– И я не могу винить тебя за это. Я понимаю, что это трудно осмыслить, но… А почему ты молчишь, Оливия? – Фредерик повернулся ко мне. – Ты ещё не передумала помогать нам?
В голове у меня носились тысячи вопросов и мелькали бесконечные рисунки. Больше всего на свете я сейчас хотела рисовать. Только бы не забыть ни малейшей подробности сегодняшней ночи.
– Если мы согласимся, то вы поселитесь у нас в мозгу?
Тилли и Джакс кивнули:
– Совершенно верно.
– А это не больно?
Мистер Уортингтон накрутил длинные полы своего дымчатого пальто на кулаки и покачал головой, глядя в пол.
– Может быть больно, – признался Фредерик. – Мы видели, как другие… поселялись в людских телах. Результат не всегда был приятным. Но для всех гораздо лучше, если человек соглашается добровольно. Мы не станем делать этого без вашего разрешения. – Фредерик высоко вытянулся, вокруг него подрагивала призрачная дымка. – Я вам обещаю. Мы добрые привидения.
– Значит, даже если мы согласимся, будет больно? – уточнила я.
– Боюсь, это вероятно.
– И раньше это получалось? Другие призраки, которые делили тело с людьми и находили свои якоря, смогли уйти в другой мир?
Фредерик энергично закивал:
– Не все, но довольно многие!
Мистер Уортингтон рывком переместился к Фредерику и дёрнул его за рукав. Он прижал рот к уху Фредерика, и его чёрный дым перемешался с серым.
– Оливия, это сумасшествие! – взмолился Генри. – Ты же не собираешься соглашаться, правда?
– Перестань хватать меня руками, Генри.
– Но, Оливия…
– Мистер Уортингтон тоже не знает, – сказал Фредерик, – испытывает ли человек боль в тот момент, когда призрак входит в его мозг, но он точно знает, что умирать больно.
– Умирать? – повторил Генри.
– Как я уже объяснял, вы должны будете прожить с нами заново наши последние минуты и умереть вместе с нами. То есть вы почувствуете, каково это – умереть.
– Вы рехнулись?
– Тише, Генри, – остановила его я. – А что случится после того, как мы умрём?
– Мы все вернёмся сюда, к нормальной жизни, – вы как люди, а мы как призраки.
– То есть мы не умрём по-настоящему?
У Фредерика в буквальном смысле отвалилась челюсть.
– Конечно, нет. – Он подобрал отвалившийся кусок и пристроил его на место. – Я же обещал, что мы вам не навредим.
– Не считая того, что мы должны будем умереть, – огрызнулся Генри.
– Ну, в общем, да. Но это не настоящая смерть, вы только испытаете сопровождающие её ощущения.
– А, ну так это совсем другое дело, – съязвил Генри.
– А зачем нам это надо? – спросила я. – Мы поможем вам и переживём ложную смерть… ради чего?
– Ну, в первую очередь, это будет очень добрый поступок с вашей стороны, – осторожно произнёс Фредерик и взглянул на остальных. – Во-вторых, скажем так: в вашем концертном зале больше не будет нежелательных жильцов. Кроме прочего, это же увлекательное приключение – разве нет?
– Ты не обязана это делать, Оливия, – сказал Джакс. Он положил свои пальцы на мою руку, и по ней словно провели кубиком льда. – Мы не будем вас заставлять.
Тилли хлопнула меня по плечу – словно кто-то попал в меня снежком:
– Я не стану винить тебя, если ты откажешься, Оливия. Лично я бы не согласилась.
Мистер Уортингтон сунул руки в карманы. Я подумала, не хочет ли он что-то сказать. Может, когда-то он испытывал такой же страх, как я в последнее время?
Я высоко держала голову, словно знала, что делаю.
– Нам с Генри нужно поговорить.
Фредерик кивнул:
– Как пожелаете. – И он улетел через сцену, увлекая за собой остальных.
– Ну как? – шепнула я Генри. – Что ты думаешь?
– Я думаю, если ты собираешься помогать им, то ты чокнутая.
Последнее слово больно ужалило меня.
– Хочешь сказать – шизанутая? Отщепенка?
– Перестань, ты же знаешь, что я так не думаю. Но как мы можем им доверять? И откуда нам знать, что это «совместное пользование» не сведёт нас с ума?
Я обхватила себя руками. Генри был не так уж и не прав.
– Думаю, никаких гарантий нет.
– И вообще мы с ними почти незнакомы, – продолжал Генри. – Я хочу сказать, что готов рисковать ради тебя, но не ради них.
Я удивлённо заморгала:
– Ты бы рискнул жизнью… ради меня?
– А то! Мы же друзья.
– Но я думала… – На какое-то время я совершенно забыла о привидениях. – Я думала, мы просто партнёры и у нас чисто деловые отношения.
Генри вскинул руки:
– Конечно. Ладно. Если тебе так легче.
Я, однако, не знала, легче ли мне от этого. И не представляла, как понимать внезапное спокойствие, которое почувствовала, услышав слова Генри «Мы же друзья», сказанные таким будничным тоном.
Могут ли деловые партнёры быть друзьями?
Игорь тронул мою ногу лапой. «Ты не забыла, что твои друзья-призраки ждут ответа?»
Я тряхнула головой, пытаясь прояснить мысли, но там был туман. Смерть. Привидения. Рассеянные воспоминания. Я не могла осмыслить всё это достаточно основательно, чтобы принять решение.
– Нам нужно время, чтобы подумать, – медленно произнесла я, повернувшись к призракам. – Встречаемся здесь же завтра в полночь, и я дам ответ.
– В полночь. – Фредерик мечтательно улыбнулся. – Как это поэтично. Важные события всегда происходят в полночь.
Генри что-то зло пробормотал и отвернулся.
Внезапно Тилли пнула доску для спиритического сеанса. Её нога, конечно же, прошла сквозь неё, но призрачную девочку это не смутило.
– Зачем ты это сделала? – спросила я.
– Не приноси сюда больше эту доску, – сказала она, оглядываясь в темноту. Стоящий рядом с ней Джакс поступил с доской точно так же; они почти касались друг друга. – Она привлекает плохую породу привидений.
Глава 14
На следующий день в школе, как только Генри сел в столовой напротив меня, я спросила:
– Ну как? Поможем им? Что ты об этом думаешь?
Он