— Я вас провожу! — очень вовремя раздается голос Виолетты за моей спиной.

Я не знаю, как она выглядит, поэтому воображение само нарисовало ее образ: лет 25, светловолосая и голубоглазая, ярко подводит глаза черным карандашом и красит короткие ногти разноцветным лаком. Еще мне кажется, что у нее цветные пряди в волосах и розоватая сухая кожа — по крайней мере руки у нее всегда обветрены. Виолетта любит тяжелый рок, розовых фламинго и картины Сальвадора Дали. Я ее вкусы не разделяю. Разве что уважаю Сальвадора Дали.

До того, как ослепнуть, я видел только Марину Львовну, еще пару преподавателей и уборщицу тетю Галю. Вернее, я видел весь персонал «Альтер Эго», но спустя четыре года остались только те, которых я перечислил. Штат сократили до минимума, потому что прибыль значительно уменьшилась. Марина Львовна говорит, что это все потому что я перестал давать уроки живописи, но я в это не верю.

Единственные, кто пострадал из-за моей слепоты — не считая меня, конечно, — это мои бабушка и мама. Теперь им никто не помогает в деревне, и чтобы вспахать землю и скосить траву приходится просить соседских мужчин, которым потом надо платить либо водкой, либо деньгами.

Виолетта отводит нового ученика — по голосу это женщина за сорок — к Марине Львовне, а я сажусь и начинаю слушать передачу, посвященную обзору кафе нашего города. Ведущие особенно хвалят заведение под названием «Звездная ночь», где не только вкусная еда, но и прекрасная атмосфера в стиле картин Ван Гога. Кафе располагается в моем районе, но после того, как я ослеп, в той стороне больше не бывал.

Раскрыв в голове карту района, я прикидываю, как пойду от дома до кафе и какие на моем пути могут быть препятствия.

Звякает колокольчик над входом. Я вскакиваю с места, растягиваю губы в улыбке и, стараясь «смотреть» на вошедшего, произношу:

— Добрый день!

— Вы и правда меня не видите… — Тихий женский голос раздается вовсе не в том месте, куда я «смотрю», а чуть левее.

Интонации мне не знакомы, но, возможно, это потому что женщина говорит тихо.

— Простите? — произношу я, не совсем поняв, к чему были ее слова.

— Во вторник я проявила некую бестактность по отношению к вам. Простите. — Голос становится громче, и я его сразу же узнаю — это наша новая ученица, Вера Незнанова. Марина Львовна сразу записала ее в VIP-клиенты, потому что отец девушки — крупный бизнесмен. Я еще крайне удивился, что забыла дочь из богатой семьи в обычной художественной школе.

Шуршит пакет — Вера ставит что-то передо мной. Запах кофе и шоколада ударяет мне в нос.

— Это вам. Извинения, — застенчиво произносит девушка.

— За что? — Я прекрасно ее понимаю, но зачем-то включаю дурака. Наверно, потому что ненавижу, когда люди делают акцент на моей неполноценности.

— За мою бестактность в тот день… Простите.

Да что она заладила: бестактность, бестактность!

— Насколько я знаю, у вас уже начался урок, — говорю я как можно спокойнее. — Советую вам пойти на него и забрать это. — Я указываю на пакет.

— А как вы узнали, который час? — Девушка спрашивает так удивленно, что я представляю, как у нее округляются глаза — карие или, быть может, серо-голубые.

Я поднимаю правую руку и демонстрирую ей свое запястье.

— Тактильные часы. Весьма удобная вещь для таких, как я. Еще вопросы будут?

— Нет! — бросает она и, стуча каблуками, убегает на урок.

Разумеется, пакет со своими глупыми извинениями она с собой не уносит. Понюхав его содержимое, я морщусь. Ни шоколад, ни кофе я не люблю. Когда услышу, что она идет обратно, верну ей все это безобразие.

По телевизору начинается прогноз погоды. Диктор сообщает температуру и предупреждает о снегопаде в ближайшие несколько часов. По такой погоде идти в кафе «Звездная ночь» было бы для меня глупостью. Моя неполноценность ощущается сегодня слишком остро.

Ничего страшного, схожу в следующий раз. Хотя, нет, не схожу. Я же пообещал себе жить настоящим — не прошлым и не будущим. Если не сегодня, значит, никогда.

И все же идти по такой погоде, ничего не видя перед собой…

— Ну и ладно, не очень-то и хотелось, — бурчу я.

Все равно я там ничего не увижу. Надо ведь идти с кем-то, чтобы услышать от него описание интерьера, но друзей у меня нет — я обрубил с ним все связи после аварии.

Вздохнув, достаю из выдвижного ящика написанного шрифтом Брайля «Марсианина», который входит в подборку книг «Поверь в себя». Я прочитал уже половину, но вот в себя еще не поверил.

Говорят, человек может ко всему привыкнуть за двадцать один день. Прошло уже 1516 дней, а я все не могу привыкнуть к своему состоянию. Мама с бабушкой считают, что это потому что зрение мое потеряно не навсегда и вернется, как только я сделаю операцию, но на нее требуется кругленькая сумма, которая еле собирается. Непредвиденные расходы, постоянный рост цен на продукты и отсутствие здорового мужчины в семье приводят к тому, что приходится постоянно залезать в коробку с надписью «На зрение», что лежит у меня под кроватью.

Через час издалека доносится знакомый цокот каблуков. Я откладываю в сторону книгу, встаю со стула и устремляю невидящий взгляд в сторону коридора. Цокот становится все ближе, а потом резко стихает — девушка останавливается.

— Заберите свои подарки, — говорю я, надеясь, что смотрю прямо на человека, а не на стену.

— Как вы узнали, что это я? — спрашивает Вера.

Похоже, сегодня я ее совсем озадачил.

— Камера, — я указываю в сторону, где стоит монитор компьютера. — Тут вся техника настроена на меня и сообщает, где кто идет.

Тишина. Интересно, она сейчас пребывает в полном шоке или все же понимает, что я ее разыгрываю?

— Это ваша школа? — осторожно интересуется девушка.

— Не совсем, — уклончиво отвечаю я.

— В каком смысле?

— Я был преподавателем. Теперь просто администратор, у которого очень мало обязанностей.

На самом деле, у меня нет обязанностей. Меня взяли на эту должность не из-за хорошей памяти, а из-за жалости. Четыре года назад я был лучшим преподавателем в «Альтер Эго» и подающим надежды молодым художником. Я готовился к своей первой выставке, но потом случилась авария, в мои глаза попало много стекла и теперь я абсолютно бесполезный для общества человек.

— Сочувствую, — произносит девушка.

Я остро ощущаю, что ей тяжело говорить со мной. И, кажется, неприятно.