Шрифт:
Закладка:
Что касается дирхема 726 г. х., битого в Орду Базаре, то А. К. Марков отнес его к правлению Ильчикидая не однозначно, а с пометкой: «или Дува Тимур, царствовавший в том же году»[125]. И отнесение это никак не связано с отличиями в изображении нишана, а связано, видимо, с легендой — кутлуг болсун. На золотоордынских монетах это благопожелание часто встречается на пулах с дополнением типа — йанги пул (= новый пул), что может означать именно пожелание счастья людям, использующим новую монету, или счастливого обращения самой монете. В нашем случае это пожелание может относиться к восшествию на престол нового хана. Поэтому не могу не поддержать неконкретную атрибуцию А. К. Маркова, предложенную им в Инвентарном каталоге императорского Эрмитажа, справедливую до сих пор!
Из всего вышесказанного следует, что нет никаких оснований приписывать самаркандские дирхемы 726 г. х. с разделителем к правлению только Дурра-Тимура. Единственное, в чем М. Е. Массон безусловно прав, так это в том, что «нишан» появился изначально на монетах Дурра-Тимура и Ильчикидая, а затем «копировался» (повторялся) на анонимной продукции ряда монетных дворов при Тармаширине.
В недавних своих статьях М. Н. Федоров[126] в персонализации «нишанов» пошел дальше своего учителя. Не удосужившись рассмотреть какие-либо теоретические аспекты обоснованности точки зрения М. Е. Массона, он прямо указал на существование конкретных дифферентов в изображениях разделителей, позволяющих, якобы, осуществлять конкретные отождествления вариантов «нишанов» с именами чагатаидских ханов. А в каталоге монет Тюбингенского университета[127], где одним из соавторов раздела по его составлению волею судеб оказался и Б. Д. Кочнев, эти разделители прямо названы тамгами и приравнены к настоящим тамгам — знакам собственности — без объяснений и каких-либо доказательств. Могу лишь уточнить, что Б. Д. Кочнев при наших личных встречах не поддерживал идеи отождествления разделителя с тамгообразным знаком и такая интерпретация «нишана» является результатом творчества исключительно М. Н. Федорова. О «научном» подходе этого ученого, который высказывает предположение по какому-либо поводу и далее без исследования и разработки вопроса в своих последующих статьях превращает это предположение в утверждение как доказанный факт, подробно писала Е. А. Давидович еще в 1985 году[128]. К сожалению, следует констатировать факт того, что этот автор своих методов работы не изменил.
Такой подход и М. Е. Массона, и М. Н. Федорова связан с собственной уверенностью в том, что: 1) каждый хан должен был каким-то образом отметить монеты, битые в его правление (даже в случаях анонимных выпусков); 2) тамга, помещаемая на монетах с 718 г. х. всех монетных дворов государства, — государственная (нечто наподобие герба). Однако непонятно, на основании чего возникла уверенность, что именно в «нишане» заключается признак для персонализации, что «нишан» является тамгой. Эти авторы не отвечают на вопросы, каковы графические законы развития тамг, каковы признаки тамг и требования к их графике. Если посмотреть на изображение «нишана» (рис. 1) и сравнить его с известными чингизидскими тамгами, то станет очевидно и без исследований, что нет никаких внешних признаков, которые могли указывать на его принадлежность к тамгообразным знакам дома Чингисхана. Начиная с правления Дувы-хана его тамга становится главной в государстве и затем передается по наследству вместе с троном[129]. И только эта тамга могла появляться на самых распространенных, самых экономически важных символах государства, на которых это государство и зиждется, — на монетах. В этом выражалась высшая идея: государство Чагатая живо, едино и неделимо. Но тамга Дувы-хана не стала государственным гербом. Она сохранила все свойства тамги как знака собственности, и эти же свойства сохранили и все другие тамги Чингизидов, не помещавшиеся в это время на монетах. Все это прекрасно проиллюстрировали монеты следующего десятилетия (740‑е гг. х.).
Если проводить аналогию с пореформенной анонимной чеканкой Мас‘уд-бека (после 670 г. х.), то, как отмечалось выше, никаких дифферентов для отождествления эмитентов на них не помещалось, кроме владетельных тамг, соотносящихся с тем или иным ханом или царевичем. По аналогии можно ожидать, что и на монетах с изображением разделителя дифференты не присутствуют, поскольку уже присутствует тамга. Известно, что далеко не все монетные дворы помещали разделитель на монетный кружок в отличие от тамги, но анонимность чеканки соблюдалась на всех дворах и всегда, исключая именные выпуски Йесун-Тимура 737—740/1337—1340 гг., разделитель ставился на монетах Йесун Тимура в Алмалыке 739—740/1339—1340 гг. и Бухаре 740/1340 г., и выглядит он совершенно так же, как на монетах второй половины 720‑х/1320‑х гг.
Все эти доводы не позволяют однозначно интерпретировать соответствие того или иного варианта изображения разделителя тому или иному хану, то есть «нишану» не удается приписать свойства тамги.
Можно посмотреть на проблему с другой стороны: дифференты в разделителе для различения правлений не есть результат официальных централизованных указаний, а всего лишь инициатива резчиков с той же целью — персонализировать «нишан». Но это еще более скользкий путь рассуждений, поскольку очень часто штемпеля использовались длительное время, и нет никакой гарантии, что штемпель «с разделителем Дува-Тимура» не встретится на монете Тармаширина, например, в 731 г. х. (1331 г.).
Таким образом, до настоящего времени не существует сколь-нибудь убедительных доказательств в пользу возможности персонализации тех или иных вариантов «нишана», поэтому с некоторых пор в своих работах автор этих строк отказался от термина нишан как неудачного и не отвечающего собственно его смысловому значению. В результате это удлиненное орнаментальное построение было названо разделитель.
Итак, в результате рассмотрения свойств и особенностей размещения разделителя на монетах выяснено:
1) разделитель — это орнаментальное построение, изображенное на монетах;
2) разделитель не является тамгой и не несет каких-либо его свойств, в связи с чем не может быть персонализирован;
3) на всех монетах с разделителем стоит тамга;
4) изображение разделителя не канонизировано, и его вид в значительной степени зависит от фантазии резчика и его мастерства;
5) несмотря на то, что изображение разделителя имеет многочисленные варианты, он всегда имеет узнаваемый вид вполне конкретного характера, т. е. состоит из повторяющихся в определенном порядке геометрических построений;
6) разделитель чаще всего делит поле монеты на две равные части, иногда — на четыре;
7) присутствие разделителя на монетах способствовало быстрому зрительному различению этих монет от экземпляров предыдущих выпусков;
8) мусульманами разделитель не может восприниматься иначе, чем обычное орнаментальное построение, т. е. никакого сокровенного смысла в исламе он не имеет;
9) разделитель редко присутствует на монетах с исламскими символами веры, чаще его сопровождают благопожелательные сентенции;
10) разделитель помещался на монетах большинства монетных дворов с 726 по 732 г. х. (кроме Отрара), а в 739 г. х. встречен в Алмалыке и в 740 г. х. зафиксирован на продукции монетного двора Бухары;
11) все монеты с разделителем, кроме выпусков 739—740 гг. х. Йесун-Тимура, анонимные;
12) появление разделителя на монетах соотносится с уходом