Шрифт:
Закладка:
— Мама! Экзамены я нормально сдала… Тут другое…
— Что?
— Потом скажу, — Людмила зыркнула на брата и потупилась.
Юрка ничего не заметил. Он первым доел, шумно поднялся из-за стола и, положив тарелку в раковину, бросил на ходу:
— Мам, спасибо. Я пошел! Отцу привет, когда придет!
Он вышел из кухни, повозился в прихожей, было слышно, как он одевается. Хлопнула входная дверь, и все стихло.
Дождавшись, когда они останутся наедине, Фаина вопросительно посмотрела на дочь.
— Мне такое рассказали… — Людмила смотрела в тарелку, боялась поднять глаза. — У нас в абитуре девочка была… Она у отца училась, когда он в школе работал. Как фамилию мою узнала…
Людмила замолкла, а потом решительно подняла взгляд и пристально посмотрела на мать.
— Мам, а папа… он извращенец, да? Его за это из школы выгнали?
Вопрос полоснул, словно плетью, повис в воздухе. Фаина поджала губы. Не думала она, что когда-нибудь еще заговорит с кем-то на эту тему. Тем более с дочерью.
— Господи, опять это вранье… — процедила Фаина сквозь зубы. — Не выгнали его. Он сам заявление написал!
— Какая разница! — взъелась Людмила.
— Большая! Его заставили, поняла? Там дрянь какая-то, сикилявка, училась плохо, а отец ей хорошие оценки за красивые глаза ставить не хотел. Вот она и отомстила — наплела с три короба, что он что-то там от нее требовал в классе…
Люда недоверчиво посмотрела на мать.
— Эта девочка… Она сказала, что отец… Он в трусы ей залезал! И хватал. Он хотел ее…
— Вранье! — Фаина попыталась сдержаться, но сорвалась на сдавленный крик.
Но во взгляде дочери не было веры.
— У нее нервный срыв был… Она в больнице лежала…
В коридоре щелкнул отпираемый замок, тихонько хлопнула входная дверь, послышались шаркающие шаги. Люда замолчала, плотно сжала губы. На пороге появился Чикатило с авоськой.
— «Нарезного» не было. «Московский» взял. И еще, Людочка, булочек сдобных с изюмом, твоих любимых.
Люда резко посмотрела на улыбающегося отца.
— Отец, за что тебя уволили из школы тогда? Только честно!
— Да я сам ушел. — Внезапный вопрос застал Чикатило врасплох. — Там была одна… Она на меня заявление написала… Учиться не хотела, хвостом перед мальчиками вертеть любила. В общем, отомстила мне. Дети хитры и коварны…
Чикатило снова улыбнулся.
— И за это ты с ней в классе заперся?!
Чикатило вздрогнул, как от пощечины, и взглянул на дочь растерянно и зло.
— Откуда ты знаешь?
— То есть это правда?! Ты трогал маленькую девочку… — На глазах Людмилы навернулись слезы.
— Нет, это ложь, — Чикатило уже взял себя в руки и говорил спокойно.
— Люда, ты как с отцом разговариваешь?! — вклинилась Фаина.
— Он мне не отец! — Люда выскочила из-за стола и выбежала из кухни.
* * *
Неважно шли дела и у следственной группы. Радость от поимки преступника сменилась разочарованием и усталостью, когда стало ясно, что задержанный Калинин если и преступил закон, то совершенно точно никого не убивал.
Совещание давно закончилось. Кесаев вышел после него сердитый и озадаченный, а через полчаса в кабинете полковника затрещал телефон. Звонили из Москвы. Коротко поздоровались, сухо пригласили в столицу и холодно попрощались. Звонок этот не предвещал ничего хорошего.
О своем отъезде Кесаев сообщил только Ковалеву как главе уголовного розыска Ростовского УВД. Но что знают двое, знает и свинья.
— А где Кесаев? — поинтересовался заглянувший в кабинет к Ковалеву Липягин.
— Зачем он тебе?
— Документы передать.
— Оставь свои документы, — отмахнулся Ковалев, — полковник в Москву умотал.
— Опять жаловаться? — усмехнулся Липягин.
— Знаешь, Эдик, он мне не докладывает, — разозлился Ковалев, который, как и московский коллега, от срочных вызовов наверх ничего хорошего не ждал. — А ты зря смеешься. Он персонально под тебя копает, как бригада экскаваторщиков. И если б ты знал, с чем он ко мне приходит, ты бы тут не ухмылялся, блядь.
— Ты чего, Семеныч? — озадаченно спросил майор, растеряв всю веселость.
— Ничего, — зло пробурчал Ковалев. — Ничем хорошим эти его поездки еще не заканчивались. И хрен его знает, какую хуйню он из столицы на этот раз привезет.
* * *
Ничего плохого в этот вечер не ждала от жизни только старший лейтенант Ирина Овсянникова. Рабочий день закончился, она шла по улице под руку с любимым человеком и была вполне счастлива. Вот только любимый человек, капитан Витвицкий, пребывал в задумчивости. Ирина попыталась понять его настроение, с сочувствием заглянула капитану в глаза.
— Что с тобой?
— Устал, — пожал плечами Витвицкий. — Я очень за тебя волновался, когда ты пошла на задержание.
Овсянникова улыбнулась. Волнения капитана казались ей безосновательными, а оттого особенно трогательными. Ирина не раз участвовала в оперативных мероприятиях. Иногда это было на самом деле небезопасно, но точно не в этот раз.
— Зря волновался. Ничего бы он мне не сделал.
— Был бы убийцей, мог бы и сделать, — не согласился Витвицкий.
Овсянникова снова улыбнулась.
Они остановились у входа в гостиницу. Овсянникова взяла Витвицкого за руку.
— Ну что, товарищ капитан, до завтра?
Витвицкий на секунду замялся, обдумывая что-то.
— А пойдем ко мне? — выпалил вдруг, словно кидаясь с головой в омут. — Поужинаем в ресторане. Там сносно кормят. А потом…
Он вдруг осекся, поразившись смелости собственных мыслей, чем еще больше развеселил Ирину.
— Предлагаешь мне в гостинице заночевать? — озорно спросила она.
Витвицкий окончательно стушевался.
— Знаешь, а поехали лучше ко мне, — предложила она. — Поужинаем дома. Я сносно готовлю.
— Ты уверена? — растерялся Витвицкий, совершенно не ожидавший такого поворота.
— Что я сносно готовлю? — рассмеялась Ирина. — Это крайне неприлично, товарищ капитан, сомневаться в моих кулинарных способностях. Я не давала вам повода для этого.
— Да нет, Ирина… — забормотал капитан под нос. — Я не об этом… Я…
— Так что? Идем? — Овсянникова взяла быка за рога.
Она смотрела на него, и он тонул в ее глазах.
— Идем, — кивнул Виталий, и они направились к автобусной остановке.
* * *
Ирина, как оказалось, жила в коммуналке. Они пришли сюда уже затемно. Овсянникова распахнула дверь, и темноту в крохотной прихожей разрезала полоска света. Витвицкий успел разглядеть старую обшарпанную рогатую вешалку, закрытые двери в несколько комнат и одну распахнутую — на общую кухню.
— Тихо, — прошептала Ирина. — Проходи, только вешалку не урони.
Следом за этим предупреждением закрылась входная дверь, и прихожая снова потонула во мраке. Прошуршали шаги, и заскрежетал ключ в замке.
— Не волнуйся, я аккуратно, — отозвался Витвицкий, обращаясь к мягкой темноте, в которой Ирина возилась с замком своей комнаты.
Витвицкий двинулся на этот звук, старательно огибая вешалку по широкой