Шрифт:
Закладка:
И сам документалист тоже видит: да, вроде бы никакого результата, впору, наверное, прекратить безнадежные старания, не прошибать больше лбом стену.
Но если он и вправду разуверится, прекратит безнадежные старания — значит, он занимается не своим делом. Потому что еще один горький хлеб писателя-документалиста — писать, работать, прошибать лбом стену, вкатывать на гору неподъемные сизифовы камни и знать при этом, что результата он может и не дождаться.
Нет, пожалуй, не так все-таки. Он есть, этот результат, уже в самом сердитом вопросе скептика он есть, потому что раздраженным голосом скептика говорит с вами само общественное мнение. А главная цель писателя-документалиста в том-то как раз и состоит, чтобы возбудить, взбудоражить общественное мнение, взбаламутить стоячую воду, всколыхнуть тину, взломать привычку, прервать молчание... И тогда — когда-нибудь, рано или поздно, — практический результат, может, и наступит.
Но он нужен всем сейчас, немедленно, и вам говорят: «Да стоило ли вообще браться за перо, сотрясать воздух, внушать нам напрасные иллюзии, если изменить что-либо ты не в состоянии?» И писатель-документалист опять, в который раз уже, чувствует себя сверх головы виноватым, но завтра снова берется за перо и снова сотрясает воздух в надежде на далекий, может быть, очень далекий результат, потому что нетерпимость и долготерпение в равной степени необходимы его тревожной профессии.
А постоянная — такая нескромная и глубоко затаенная — мысль о том, что бездну усилий и горы стараний он тратит лишь на то, чтобы написать коротенькую однодневку?
Газетный лист умирает назавтра, даже у журнальной публикации совсем недолгий, мотыльковый век. Желтеет бумага, на которой напечатаны ваши статьи и очерки, подшивки со вчерашними и позавчерашними новостями сдаются в архив, на смену им приходят другие громкие события, другие трудноразрешимые проблемы, другие совсем новые новости, которые, в свою очередь, тоже очень скоро будут сданы в архив и превратятся когда-нибудь в живую Хронику своего времени.
Вот, мне кажется, главная задача и лучшее утешение для писателя-документалиста: создавать достоверную, написанную с натуры, основанную на фактах, правдивую Хронику своего времени. В одних случаях — ни на шаг не отступая от документа, в других — отдаляясь и отстраняясь от него, но для того лишь, чтобы еще глубже, еще пристальнее исследовать потрясший нашу совесть и наше воображение реальный жизненный факт.
ОЧЕРКИ
КОРОТКАЯ ПАМЯТЬ
Преступники или герои?
Существовали две версии этой истории.
Версия первая изложена в объемистом, 348 машинописных страниц, обвинительном заключении. Московский инженер Станислав Порфирьевич Матюнин, сколотив из своих знакомых и сослуживцев бригаду шабашников, 16 человек, отправился с ней в Воркуту на заработки. Здесь Матюнин познакомился с руководителями строительного управления номер четыре комбината «Печоршахтострой» Эвиром Дмитриевичем Фирсовым и Олегом Ивановичем Томковичем. На следующее лето Станислав Порфирьевич привез в Воркуту уже 120 человек. «Рассчитывая использовать расположение Фирсова и Томковича в своих корыстных целях, — сказано в обвинительном заключении, — Матюнин стал искать пути сближения с ними». Это ему вполне удалось. В результате, общими усилиями, руководители СУ‑4 и шабашники путем приписок и других злоупотреблений похитили у государства 59 619 рублей 68 копеек.
Версия вторая дана в приобщенном к уголовному делу письме заместителя председателя горисполкома Воркуты В. Е. Дудко. «Принятие экстренных мер, — говорится в письме, — усиление партийного контроля... мобилизация людских и материально-технических ресурсов, в том числе привлечение временных рабочих (шабашников. — А. Б.), позволило предотвратить возможный ущерб городу и всему населению... В случае непринятия этих экстренных мер материальный ущерб государству составил бы... около 8—10 миллионов рублей».
Как же так?
Обвинение утверждает, будто злоумышленники похитили у государства без малого 60 тысяч. А горисполком свидетельствует: люди эти спасли, наоборот, государству 8—10 миллионов.
Из письма заместителя председателя исполкома видно, что в городе создались в ту пору какие-то особые, чрезвычайные обстоятельства, потребовавшие принять самые срочные, экстренные меры, мобилизовать людские и материальные ресурсы, иначе — беда. А в обвинительном заключении о том — ни слова, ни полслова. Жили, дескать, тихо, мирно, спокойно, никаких ЧП.
Чему же все-таки верить?
И кто они, эти люди, обвиняемые по делу: действительно жулики, воры или же, наоборот, молодцы и спасители? Преступники или герои?
С корреспондентом «Литературной газеты», опытным юристом И. Э. Каплуном мы вылетаем в Воркуту.
124 тома
Середина апреля. В Москве тепло, весна. А мы сидим в шубах в Шереметьево и ждем, когда же наконец в Воркуте окончится пурга.
Объявляют посадку. Воркутинцы, которые летят вместе с нами, опасаются, не закрыли бы опять аэропорт, пока мы долетим. Погода в городе меняется каждые полчаса. То яркое солнце, то валом валит снег.
В Воркуте уже находится прокурор Главного Управления Прокуратуры СССР по надзору за следствием в органах МВД Сергей Дмитриевич Замошкин. Он командирован сюда по просьбе редакции «Литературной газеты», обращенной лично к Генеральному прокурору СССР.
Это уголовное дело тянется уже шесть лет. Шесть лет обвиняемые Матюнин, Фирсов, Томкович находятся под следствием. Их допрашивают, вызывают на очные ставки, берут с них объяснения, опять допрашивают... Дело разбухло до невиданных размеров, в нем 124 тома. Целая библиотека протоколов, актов, заключений, ходатайств. Все это аккуратно подшито, листы пронумерованы: трудились — не гуляли. А конца делу так и не видно. Так и не известно, когда же все-таки будет поставлена последняя точка и людям скажут: ваше место на скамье подсудимых или же, наоборот, от имени города Воркуты объявят им великое спасибо.
Когда? Сколько лет еще ждать? Год, два, десять? Сроки следствия постоянно продлеваются. То прокуратура Коми АССР их продлит, то прокуратура РСФСР. Пожалуйста, товарищи следователи, над вами не каплет.
Над следователями действительно не каплет, важным государственным делом занимаются. Однако подследственным — каково? На их имущество наложен арест, с них взята подписка о невыезде: без разрешения следователя — никуда. Ни