Шрифт:
Закладка:
Но вернемся в Японию. И если говорить об искусстве больше, то восточная культура — отличная школа. Одно из множества удивительных свойств азиатской культуры и мировосприятия в целом — это умение наблюдать, замечать и обдумывать смыслы мельчайших деталей, включать их в фокус внимания. Достаточно вспомнить ритуалы, где все имеет значение, или японские гравюры, которые можно разглядывать бесконечно, открывая новые очертания в линиях, новые подробности. При этом японцы удивительные перфекционисты во всем: в искусстве, технологиях, производстве, сервисе и, конечно, в медицине. Принципы кайдзен (по сути — бережливого производства) охватывают любую деятельность японцев и направлены на устранение «муда» (непроизводительных затрат). Соответственно, качество медицины обусловлено не столько суперсовременными технологиями, сколько неукоснительным перфекционизмом применения этих методик и бесконечным совершенствованием навыков и мастерства. При этом удивительно, что японцы крайне осторожны в обращении с деньгами и вообще не признают чаевые. Однажды после покупки билетов на станции мы вышли на перрон, и буквально через три минуты нас догнала пожилая кассирша. С поклоном она протянула двумя руками небольшую переплату, которую мы случайно оставили на кассе. Так же и в медицине — ни о каких «благодарностях» врачу даже и речи быть не может…
Я приехал в клинику, со мной были мой друг и мой сын. Без промедления была проведена подслизистая резекция по удивительной технологии профессора Уямы. По сути, это обычная гастроскопия и, когда меня отвезли в операционную, я ожидал увидеть эндоскоп. Но в момент, когда по внутривенному катетеру в мою кровь начала поступать белая жидкость, я успел увидеть, что Уяма надевает на голову подобие широкого шланга, в который помещаются его голова и руки, Бадма в хирургическом костюме наблюдает за ходом операции, а я проваливаюсь в темноту. Просыпаюсь уже в палате, рядом мой сын, в вене катетер, на пальце пульсоксиметр, на руке манжета измерения давления. Медсестра говорит, что опухоль удалили и наложили специальные скобки на пищевод изнутри в месте, где сформировалась опухоль, чтобы слизистая оболочка заросла.
Однако сложная операция — это триумф для хирурга, а для пациента это начало новых испытаний. К сожалению, врачи нередко об этом даже не задумываются, пока не окажутся в роли пациентов сами. Следующий этап после операции — восстановление. И часто он очень и очень непрост. В течение суток после операции мне казалось, что я просто умираю, была жуткая слабость, потеря сознания… Мне казалось, что где-то внутри началось кровотечение, какой-то шторм в организме. Но он достаточно быстро прошел, и дело явно пошло на поправку.
Зато дальше были семь дней впечатлений — путешествие по Японии. Спокойствие и умиротворение навевали горные дороги и виды, офуро (горячая ванна) на онсене (природный источник) в горном отеле, сэнто (общественная баня) на онсене на острове Одайба. Уверенность в будущем придавали скоростные поезда, музей природных катастроф с инсценировкой землетрясения и инструкциями по спасению. Выставка Фрэнсиса Бэкона в Национальном музее современного искусства с его экспрессивными картинами — эти человеческие муки отчасти иллюстрировали мои эмоции перед операцией и физические ощущения сразу после нее. Но самым главным в те дни было бесценное время в компании сына и ближайшего друга.
Перед возвращением домой я прошел контрольное исследование: как и предполагалось, все хорошо, опухоль больше не растет. Тогда я много думал — как я буду жить после операции? Как смогу справиться с ограничениями? А если бы не попал на ту гастроскопию, на каком этапе была бы обнаружена эта опухоль? Обыкновенный чекап обернулся весьма серьезно. Если обобщать, понятно, что число находок на чекапах отнюдь не огромно. Но ведь за каждым случаем — конкретная жизнь конкретного человека, его планы, амбиции, его мир, семья, родные.
Поэтому, повторю, чтобы больше видеть, нужно в первую очередь больше смотреть.
По большому счету, цель чекапов — сохранить качество жизни как можно дольше. Ведь сегодня «спасти жизнь» уже недостаточно — важно спасти и ее качество. И существуют методы лечения, комфортные, насколько это возможно, щадящие, позволяющие сохранить не только здоровье, но и полноценное качество жизни. К счастью, в России эти методы уже становятся привычными, общедоступными, рутинными.
Когда я говорю, что тот чекап спас мне жизнь, я имею в виду не просто способность дышать, видеть, общаться, но и возможность осуществить планы, мечты, он заставил переосмыслить многие вещи. Лежа в палате, я размышлял о том, насколько медицина отражает жизнь, всю ее сложность, непредсказуемость, как человечество пытается постоянно спастись от этой непредсказуемости в негативных ее проявлениях. И единственный путь к этому — диагностика, моя благородная и благодарная специальность, наука и/или искусство видеть больше, дальше, не только различать все оттенки черного, белого и серого на разного рода снимках, но и, опираясь на эти изображения, строить прогнозы. Каждый человек в определенной мере постоянно этим занимается и сам себе диагност (я сейчас не о рентгенологии, конечно), когда успешно или не очень анализирует те или иные ситуации и по результатам своей «диагностики» принимает решения и делает выбор. А будет ли он верным? Вот это построение прогнозов, умение делать правильные выводы из увиденного, находить разумные, логичные связи, достраивать то, что невозможно увидеть, пожалуй, и есть третье звено в формировании навыка или освоении искусства «видеть больше». На самом деле многие из нас в детстве активно упражняются в этом искусстве, создавая свои «виртуальные миры». Жаль, что не всегда этот навык переходит во взрослую жизнь, он был бы очень полезен не только с профессиональной точки зрения, но и для чекапа разных жизненных ситуаций.
Я вспоминаю, как мы с моим одноклассником Женькой Островским во времена до широкого распространения компьютерных игр бесконечно играли в воображаемые «компьютерные» игры или даже, скорее, «виртуальную реальность», когда он строил некую 3D-модель мира, но не с помощью специального софта, о котором тогда, в 80–90-е, мы особо ничего не знали, а в голове. Я выступал в качестве игрока и выбирал, куда направляюсь — налево, направо. А он мне создавал ситуации, говорил, что я там нахожу. Например, сундук. Что