Шрифт:
Закладка:
Наш Господь в своем земном существовании использовал оба метода. Чудо в Кане и все чудеса исцеления — производные Пути Утверждения; совет вырвать глаз означает отказ от образов, то есть Путь Отрицания[4]. Говорят, что Он отверг для себя образы мира так, что Ему негде было преклонить голову, и что Он так утверждал их своим поведением, что Его называли обжорой и пьяницей. Своим ученикам Он заповедовал отказаться от всех образов, кроме Себя, и пообещал им, имея в виду одни и те же образы, что получат они во сто крат больше, чем оставили. Распятие и Смерть — это отрицание и утверждение одновременно, поскольку они утверждают смерть только для того, чтобы отвергнуть смерть; обстоятельства смерти — возможность распада тела; и за этим физическим отвержением земли лежит повторное утверждение земли, которое и называется Воскресением.
Как вверху, так и внизу; как в Нем, так и в нас. Клубок утверждений и отрицаний в каждом из нас должен соответствовать какой-то модели, и это справедливо для всех, когда-либо живших на земле. Большинство христианских святых предпочитали отрицание. И в самом деле, отрицания едва ли удастся избежать в любой религии, да и в мирской жизни тоже. Характерные человеческие свойства — измену, глупость, несчастья, старость и смерть трудно представить без отрицания. В религии же, больше чем в повседневной жизни, требуется дисциплина души, и тут без отрицания никак не обойтись. Уважительное отношение к аскетической жизни, и даже формальное предпочтение одного блага (такого как девственность) другому благу (например, браку) дают прекрасный пример отрицания с элементами принуждения. С другой стороны, такие великие учения, как Воскресение Тела и Жизнь Вечная, являют пример утверждения; оно видится в каждом акте милосердия, даже просто в любезности по отношению к другим, даже в снисходительности к себе. Человек, уравнявший себя с другими и других с собой, утверждает множественность образов. Без сомнения, эти доктрины, будь они метафизическими или моральными, применимы и по отношению к Богу. Но также несомненно, что хотя каждый человек будет понимать их по-своему, суть их от этого не изменится. Встав на Путь Утверждения, возможно, мы столкнемся с какими-то отклонениями, но все равно мы должны верить, что даже сложенные вместе отрицания не повлияют на само Утверждение.
Самое яркое выражение Пути Утверждения в европейской литературе содержит творчество Данте Алигьери. Там факты реальной жизни переводятся в реальность поэзии; они все сливаются в то, что
Свидетельствует больше, чем о грезах,
И вырастает в подлинное нечто;
Хоть это все и странно, и чудесно[5].
Главное качество «Комедии»[6] — ее «постоянство», как в смысле долговечности, так и в смысле последовательности, а важнейшая сущность этого постоянства — поэзия, которую, конечно же, не следует путать с религией. Мы не знаем, следовал ли сам Данте Пути, определенному им, и это не наше дело. Мы не знаем, был ли он «мистиком», и это тоже не наше дело. Смысл по-настоящему великого поэта в том, что он отсылает нас не к индивидуальному опыту, а к общечеловеческому; он ведет нас от общего к частному, которое на поверку оказывается куда более общим, чем представлялось поначалу. Мы можем сказать о Данте только то, что у него достало гениальности представить Путь Утверждения так, что он стал Путем Образов. Если человеку близки определенные образы, в них он и должен работать, именно в них, а не в других. Дантовский Путь начинается с трех вещей: самого опыта, среды этого опыта и средств понимания и выражения этого опыта; иначе говоря, это — женщина, город[7], поэзия; можно сказать и более конкретно — Беатриче, Флоренция и Вергилий. Эти образы никогда не разделяются, даже в начале; к концу они и вовсе сливаются и становятся одним большим сложным образом, которым выражается Богочеловек.
Данте выбирает для себя именно эти образы, но, разумеется, это не единственный выбор, не единственный метод Пути. В английской литературе ближе всего к дантовскому Пути стоит «Прелюдия» Вордсворта и другие его стихи. «Прелюдия» начинается также с утверждения образов, но на этот раз с «фонтанов, лугов, холмов и рощ». Если бы талант Вордсворта был равен дантовскому, мы бы имели анализ и запись Пути Утверждения, вполне сопоставимые с итальянскими. Но этого не случилось. Вордсворт собирался говорить о «тайниках человеческой силы», но так и не собрался. И все же само название поэмы напоминает нам, что он ставил перед собой не меньшую задачу; он действительно хотел прийти к пониманию в поэзии «двух великих целей — свободы и силы». Вергилий говорит Данте:
Итак, пусть даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, —
Душа всегда изгнать ее вольна.
Вот то, что Беатриче называет
Свободной волей...
«Эта сила, эта благородная добродетель (есть) свобода воли, свобода воображенья», говорит Вордсворт. Он скорее напомнил нам о Пути, чем определил его для нас. Но он напомнил нам также о значении воображения, способного понимать образы, реальные или поэтические.
Я слишком рано в жизни испытал
И слишком живо чувствовал всегда
Той силы посещенья, что зовется
Воображеньем[8].
и опять:
Духовной сей любви всегда идти
С воображеньем рядом, ведь оно
Есть сила абсолютная и дар
Пророческий, размах души и разум,
Способный возноситься над землей[9].
и опять:
Еще раз скажем: где воображенье,
Там и любовь духовная — они
Друг в друге, нераздельны. Вот где ты
Сам — своя сила, человек! Никто
Тебе здесь не помощник, здесь стоишь
Особняком; никто не разделит
С тобой работы сей, ничья рука
Вмешаться тут не может.
